Мист присела на край кровати и призадумалась. Торрен пристроился рядом, но вскоре ему, усталому, надоело находиться в вертикальном положении, и он улегся в груду разбросанных перин, сворачиваясь вокруг Мист теплым, хоть и несколько неудобным кольцом.
Так или иначе, но постепенно усталость и тепло взяли свое, и Мист, сама того не заметив, задремала, привалившись к надежному и привычному Торрену. Снился ей какой-то безумный сумбур, через который, наверняка, даже паскудник Мейли не мог бы пробиться — хотя Мист не отказалась бы задать ему пару вопросов, вернее, пару десятков вопросов. Странно, но, кажется, от каждого диалога с Мейли число вопросов только прирастало.
Говорят, что за Доменом Света лежит домен Ветра, дом Свифта. Разные ветра дуют там, добрые и злые, и они уносят прочь эмоции и чувства, стирая отпечатки прожитых жизней с душ, что бредут по бесконечному каменному плато, меж струй воздуха, в ожидании финала, в ожидании конца. Волшебство изменений приходит из этих мест, магия иллюзий, подменяющая одни образы другими.
Девушка проснулась толчком. Что-то хрустнуло, или зашелестело, и она услышала сквозь сон, выпрямляясь и открывая глаза в наступивший густой сумрак.
И страшно заорала — потому что полумрак обрисовывал прямо перед ней покачивающуюся фигуру в длинном балахоне и с неестественно свернутой набок лохматой головой. Торрен рядом тут же подскочил, пытаясь спросонья сообразить, кого убивать, куда бежать, а стоящий перед ними человек поднял руку, словно собираясь произнести заклинание, и на пальцах блеснуло сквозь темноту кольцо. Мист заорала снова, все еще частично во сласти дремы, тормозящей мысли и реакции, выкрикнула злополучные Эйиладд Кирин, разом ослепивший их с Торреном обоих и лишивший ночного зрения, и, кажется, Эйиладд Киредие тоже, и навстречу огненному короткому языку, кроме вспышек заклинаний, поднялась темнота черней ночи, разрастаясь, поглотила слепящее пламя и бросилась на нападающего, охватывая его плотным одеялом, пеленая, опутывая, душа. Жертва Пушка — а Мист все-таки смогла сообразить, что это именно Пушок бросился им на защиту — издавала какие-то задушенные звуки, слушался хруст и треск.
Мист смогла слезть с кровати, путаясь в Торрене, доспехах и скомканных постельных принадлежностях, и заметалась в поисках источника света, то и дело натыкаясь на своего точно также мечущегося приятеля. И только когда все стихло и тело, распластавшись на полу, перестало двигаться, они смогли зажечь масляную лампу, найденную на прикроватном столе.
Они держали ее вместе, и именно так и повернулись, переглянувшись, к добыче Пушка: два перекошенных, встревоженных лица.
Впрочем, причины для тревоги были. Вместо того, чтобы просто обкусать жертву, как раньше, Пушок, почему-то, оплел ее целиком, черной сетью пульсируя по телу давешнего эльфа Калеба. Серая призрачная пленка и черные сгустки, соединенные тонкими нитями словно втягивались внутрь, забирая с собой краски — кожа эльфа и его волосы стремительно бледнели, словно из них высасывали цвет.
Мист схватилась за Торрена свободной рукой, а тот — за нее.
— Так он что, живой был? — не понял Торрен, на всякий случай делая вместе с Мист шаг назад.
— Да мы же проверили. Убил ты его, — подрагивая, отозвалась Мист. — Да на его шею посмотри, — сказала она, указывая на неестественный угол головы. — Ты ему шею сломал, и он же такой и пришел сейчас, с головой набок!
— То есть, он дохлый по наши души явился? Ты точно помнишь, у него была шея сломана?
— Была сломана, — с запинкой сказала Мист, в священном ужасе наблюдая за тем, как мрак окончательно втягивается в ставшую белой, как молоко, кожу Калеба. Странно, но, кажется, его лицо стало моложе от влияния мрака, и — Мист готова была поклясться — из под белых волос проглянули острые кончики ушей. Чтобы разглядеть получше, девушка сделала шаг к неподвижному телу, наклоняясь вперед под протесты Торрена, и тут голова эльфа сдвинулась, словно мрак дошел до костей внутри и занялся их починкой. Мист дернулась и замерла, гадая, пора уже драпать, или можно еще понаблюдать.
Эльф открыл глаза — просто распахнул, безо всякого предупреждения, и Мист с воплем скакнула вбок, едва не выбивая из рук Торрена лампу, а Калеб медленно повернул голову на движение и уставился на приключенцев взглядом, в котором плескалась предвечная Тьма, цепляясь мелкими зубами за белки глаз и словно обгрызая их, прорастая ими изнутри. Эльф мигнул, но тьма не рассеялась, только улеглась, становясь гладкой и глянцевой, оставив место только для по-прежнему серой радужки и заполнив собой все остальное.
— Мор-райт? — сказал он, глядя на Мист. Та пискнула что-то невразумительное, дрожа крупной дрожью, словно не в силах пробудиться от завораживающего кошмара, и на всякий случай спряталась за Торрена.
Эльф стал медленно подниматься с пола, словно с трудом осознавая свои конечности и их протяженность.
— Моррайт, — повторил он. — Таэне тирре анморе, моррайт.
Мист судорожно сглотнула. Нет, она все поняла — да даже Торрен после их изысканий по переводу каракуль Паскудника Мейли, наверняка, понял, но слова чужого языка из уст чуждого, страшного создания, которым стал беспокойный Калеб, ее пугали — и звучанием, и сутью.
— Чего это он? — Торрен задвинул подругу подальше за свою спину. — Чего это он хочет? Анморе чего?
— Анморе ничего, — автоматически огрызнулась Мист, и Калеб, словно на секунду запав внутрь себя и перерыв воспоминания, сказал на весторне.
— Госпожа, возьми…слугой своим меня.
— А мне тебя не взять? — осведомился Торрен, но трофейное оружие опустил, понимая, что, кажется, настало время ошеломительных историй и переговоров, в которых его роль — подвякивающая.
— А ты, между прочим, что такое? — с сомнением поинтересовалась Мист, не спеша приближаться к своему потенциальному верному слуге.
— Эи, — начал тот, потом с трудом утвердил себя в положении сидя и, отводя с лица пыльные волосы, продолжил. — Ард-Рахиллар тер-Иандэ Эрил. — Эльф говорил нетвердо, словно его связь с собственной памятью была нарушена, и взгляд, обращенный на Мист, вышел растерянным. — Калеб.
— Так “Калеб” или “Эрил”, коллега? — скрывая нервозность, уточнила Мист. — И откуда внезапное желание распластаться и проситься на службу? Разве ты тут сам не самый важный дядька с горы?
Калеб повернул голову, немного наклоняя ее набок, от чего волосы упали на сторону, и Мист невольно отметила и наличие ранее отсутствовавшего уха, и явную молодость своего собеседника. Он выглядел куда старше, когда Торрен убил его … в первый раз.
— Не знаю. Нет. Да. Я помню, что меня зовут Эрил, помню свой род, помню, что здесь меня звали, как башню, Келэб, и помню, что пришел из Тьмы, чтобы убить тех, кто здесь живет, — его речь становилась лучше, словно ускользающая связь между памятью и разумом налаживалась, и он то и дело хмурился, прислушиваясь к чему-то внутри себя. — Пришел потому, что ты звала, Моррайт, и принадлежу тебе с твоего зова.
— О как! А твой отец все боится, что ты замуж не выйдешь! Глядь, призовешь себе такого выморота, и на любого мужика и натравишь. Вот и муж, — пошутил Торрен, пытаясь вернуть градус нормальности, хоть и плохо получалось пока.
— А этот чем плох? — отмахнулась от него Мист, думая о куда более серьезных вещах. — “Глядь”, он уже готовый, призывать никого не надо.
— Да он эльф! — сказал ее напарник так возмущенно, словно быть эльфом было главнейшим преступлением. — Людоедов нам не надо, да и серые наши стражи не поймут такого супруга у почтенной профессорши.
— Действительно, — вздохнула девушка, которая такой перспективы даже не рассматривала. — Тогда что нам с ним делать?
— Для начала — спросить, куда он сунул нашу Книгу и мой Хладогрыз!
— Эй, это почему это Книга наша, а Хладогрыз — твой? — возмутилась девушка, невольно перебивая открывшего было рот эльфа. Однако, Эрил, или Келэб, или Калеб — как его там — все еще делал слишком большие паузы и долго соображал, прежде, чем говорить, и от этого терял нужный момент.
