Обманчивая хрупкость. Если бы не тщательно продуманная система тренировок и, наверное, женский задвиг на правильном питании, обладательница данного тела была бы довольно коренастой. Смуглый оттенок кожи имел естественное происхождение — это не результат солярия и не крем-автозагар. Почти мальчишеская стрижка черных, блестящих и гладких волос, и весьма примечательное лицо, указывающее на какую-то этническую или даже расовую смесь, в которой причудливым (и очень привлекательным!) образом сочетались монголоидные и европеоидные черты. Необычная, крайне необычная красота — не каноническая, но для какого-нибудь кино-боевика, где нужно сыграть роль то ли бесстрашной подружки гангстера, то ли девчонки из бразильских фавелл — самое то.
— Мануэлита. — Коротко представилась особа с необычной внешностью. — Но лучше просто Ману.
Акцент, телосложение, лицо… Миндалевидные глаза с непроглядно-черной радужной оболочкой, совсем не карие, а именно — почти черные. Концентрация меланина в радужке, похоже, настолько велика, что падающий свет полностью поглощается, а вот глазные белки, если присмотреться, сероватого оттенка. Да, еще прилагается умение готовить мате… Индейская кровь, разбавленная европейской — возможно, даже во втором поколении.
— Антон. — Равнодушно пожал плечами Лозинский. — Просто Антон, без уменьшительно-ласкательных вариантов.
Алла кивнула девушке:
— Приготовь нам йерба-мате.
И тут же добавила, уже для гостя:
— Ты не ослышался. Ударение я поставила так, как надо! Русские в слове «мате» ударение ставят на второй слог, получается «матэ». По правилам испанского языка, если слово заканчивается именно на гласную букву, то ударение падает на предпоследний слог. Вот тебе и «мате». Если будешь в Парагвае когда-нибудь, говори правильно, а то опростоволосишься. Ударение на последний слог будет созвучно «mato» — глагол, обозначающий действия убийцы.
Черноглазая подружка гангстера бесшумно исчезла — наверное, направилась на кухню. Профессор ощущал себя странно — в нем наперебой говорили жалость к Алле, помноженная на чувство вселенской несправедливости по отношению и к той же Алле, и к Вадиму, а еще — конкретное такое предчувствие неприятностей. Любительница шелковых шарфов выследила бывшего любовника, когда-то чуть не ставшего мужем, явно не для совместного чаепития. И предполагаемая «стиральная машина», безжалостно полощущая и рвущая остатки ауры Аллы — как рвала бы расписной нежный батик настоящая машина, запущенная на режиме стирки льняного постельного белья…
— Чего ты от меня хочешь?.. — тихо спросил Лозинский.
— Найти тот самый фальшивый демидовский рубль, Антон. Коротенький монетный квест. Рубль мне нужен с определенной целью. А потом делай с ним, что хочешь — ты ведь понял уже, что это нумизматическая сенсация.
Мужчина невесело усмехнулся.
— Собираешься вот так же сбросить на кого-то, как в свое время поступила с тобой «бабка»?..
В сливочно-белой комнате-коконе наступила нехорошая тишина. А затем Алла только медленно покачала изящной головкой, коротко добавив:
— Нет. Не сбросить. Расплатиться. Раз и навсегда, чтобы цепочка закончилась.
В комнату вернулась смуглокожая Ману, несущая большой поднос, уставленный целым арсеналом каких-то чайных приспособлений. Девушка бросила на Аллу вопросительно-почтительный и даже заботливый взгляд, означавший примерно следующее:
— Все в порядке?.. Если нет — только свистни, и я сверну этому гринго шею.
Расплатиться?..
Антон вдруг с ужасом и возмущением догадался, что в придачу к старинной монете со скверной историей может прилагаться что-то еще. Например, жизнь.
Он все понял — мгновенно.
ГЛАВА 5.
Лес и грузовик с конфетами
Непогода в лесу чувствуется слабо — вопрос иногда в направлении ветра. Сейчас ветер бушевал где-то за пределами стены из сосновых стволов. Лес был окутан предвечерними осенними сумерками, смешанными с пеленой дождевой мороси. Для водителей такая погода гораздо хуже ночной темноты — все становится серым… Ледяные иглы растворились, сдавшись плюсовой температуре, превратившись в мелкую водяную пыль. Против
водяной пыли на ветру любой зонтик бессилен, а ночью, когда слабенький погодный «плюс» превратится в «минус», все возможные поверхности покроются тонким слоем льда — и тогда горожан с утреца может ждать нелюбимый автомобилистами День жестянщика.
Профессорский «Йети» стоял в одном из уголков Самаровского Чугаса, в котором в будние дни легко было встретить гуляющих любителей подышать свежим воздухом, приятно побродить по усыпанным хвоей дорожкам, а то и покормить белок. Белкам в городской черте привольно — особенно в парках, где находится масса желающих поделиться городским благосостоянием в виде семечек и орешков. И временами эти белки настолько наглые и избалованные, что простых семечек не возьмут, а орехи примут только чищенные. Правда, сейчас, после теплого и сытного лета, они и в ус не дули, игнорировали контакты с человеком и посматривали на жалких двуногих с известной долей снисходительности.
Лозинский приехал в лес не с целью прогулки. Ему просто нужно было отдышаться и обрести душевное равновесие после встречи с Аллой, в девичестве Новиковой, а теперь носившей фамилию второго мужа — Торнеро. Первый действительно был дипломатом и политиком, а кем второй — на этот счет женщина не захотела вдаваться в подробности.
Лес помогал в нехитром, но целебном действии, поддерживал, ободрял, успокаивал. Только покинув большой город с его суетой и урбанистическими радостями в виде разве что коротких воскресных пробежек в парке, Антон с удивлением ощутил, как по-настоящему остро не хватало общения с реальным, живым лесом, где долгими годами складывались естественные взаимодействия между всеми компонентами природной среды. А сколько нехитрых радостей скрывается в словосочетании «поехать в лес»! Собирать грибы, рвануть на рыбалку и, да — кормить ненасытных комаров тоже. Хотя лучше бы без них. Это не те коварные и чахлые городские комарики, плодящиеся в насыщенных влагой подвалах многоквартирных муравейников, нет! Да здравствуют честные, порядочные, нагло звенящие, предупреждающие о своем появлении чуть ли не за сотню метров! Встретив в Москве бывшего коллегу, Лозинский с детским упоением рассказывал о гигантских кровососах, которых можно ловить на лету руками, да так, что в сжатом кулаке с одной стороны будет высовываться комариный нос, а с другой — лапки.
Естественно, ничего подобного в природе не существовало, а Антоновы байки о Ханты-Мансийске и окрестностях сочинялись в ответ на пренебрежительные и едко-шутливые высказывания родни и старых друзей о том месте, куда потомственный москвич переехал на какое-никакое «пэ-эм-же»:
— … куда ты забрался, там же одни вагончики вахтовиков и снегу по уши!
— … а валенки ты на ночь снимаешь?
— … говорят, там едят сырую рыбу, а потом у всех глисты. Ну, естественно, сетями руки вытирают, откуда там цивилизация.
— … на работу на оленях теперь ездишь?
— … а медведи ходят по улицам?
На все подначки Антон придумывал такие пояснения, что у вопрошающих шутников не только уши в трубочку сворачивались, у них волосы вставали дыбом. Во всех местах на теле, да. Умеренно правдивым был разве что ответ положительный относительно медведей, которые частенько бродят по окрестностям некоторых городов ХМАО, порой ошиваясь в паре сотен метров около нефтяных месторождений или дачных поселков. Там, где есть люди, есть и доступные источники пищи — мусорные баки. И вот тогда можно ждать разных встреч, от курьезных до смертельных.
До полного возвращения душевного покоя было ой, как далеко, но из головы постепенно выветривалась тонко пахнущая «Шанелью» атмосфера квартиры-кокона. Ее вытеснил смолистый запах пропитанного холодным дождем леса, в котором сейчас Лозинский находился не один. На пассажирском сидении «Йети» расположилась Ману, а маршрут, которым нужно было следовать автомобилю, изначально лежал вовсе не в лес.
