Иногда…
— Ты хорошо катаешь, — говорю я убитым голосом.
Он оборачивается, как-то знакомо улыбается и снимает маску.
— Ты тоже хороша, — говорит лаэрд, в котором я с ужасом узнаю того вчерашнего демона, которому вкатила нехилую порцию транквилизатора и бросила на крыше.
Ой-ей! Вот теперь, Яблокова, ты действительно попала!
В панике оглядываюсь по сторонам. Что делать? Их трое, я одна. Можно попробовать рвануть вниз по склону, но борд я банально не успею пристегнуть. Да и бросать ребят наедине с тремя лаэрдами — тоже край.
Блин!
— Узнала меня, девочка? — с мягкой улыбкой спрашивает лаэрд, и мне почему-то становится безумно страшно даже стоять так близко к нему.
Облизнув пересохшие губы, осторожно спрашиваю:
— Курт?
Мужчина кивает.
— Так вы знакомы? — вклинивается радостный Димас.
Я честно хочу что-то ответить брату, но встречаюсь глазами с лаэрдом, и на меня находит непонятная оторопь. Телу кажется, что оно все еще скользит вниз по склону, и с каждой секундой скорость становится все выше и выше.
Словно почувствовав этот невероятный спуск вместе со мной, лаэрд едва уловимо качнулся по направлению ко мне. Не знаю, что он хочет сделать — бросить в снег и, заломив мне руки, громко крикнуть, что поймал воришку, а может, просто схватить за шкирятник и сдать властям, но я на всякий случай отскакиваю назад, и внезапное наваждение проходит.
— Ну, не будем мешать вам кататься, — почуяв неладное, максимально дружелюбно говорит Димас, подхватывая борд в одну руку, а другой хватая меня за куртку и утаскивая в сторону.
Я позволяю себя увести, внутренне готовая к тому, что вот сейчас этот странный лаэрд окликнет нас, и тогда придется худо. Как ни странно, но мужчины дают нам возможность беспрепятственно спуститься и уйти со склона.
Не к добру такая доброта… Ох, не к добру!
Настроение у нас пятерых сходит на нет, и ни о каком продолжении ни братья, ни приятели даже не заикаются.
День испорчен — это очевидно.
Пока парни грузят борды, я иду в туалет, чтобы побыть одной и подумать. Надо как можно скорее отзвониться куратору. Вениамин Георгиевич, конечно, будет орать (тут и к бабке не ходи). Зато есть маленькая вероятность того, что он подскажет какой-нибудь выход.
Но стоит мне, стянув перчатки, достать из кармана куртки телефон, как черный аппарат тут же оживает сам.
Подозрительно кошусь на незнакомый номер и почему-то жму зеленую трубку.
— Да-а?
— Неужели никто не объяснил тебе, девочка, что красть у своих неприлично?
Я замираю, моментально опознав по голосу своего собеседника. Тот самый демон, которого я героически спасала этой ночью, и тот самый райдер в темном, что с легкостью обошел даже Димаса.
Если ему известен мой номер телефона, значит, я влипла. Потому что, если ему не составило труда разузнать мой номер телефона, то о сохранности оставшейся информации можно позабыть.
— Согласна, как-то неправильно получилось… — лепечу я в ответ, щелкая на телефоне значок диктофона — теперь наш разговор автоматически окажется на сервере управления.
Ну, а дальше…
Чтобы не случилось дальше, у куратора будет информация, где и у кого меня искать, а это уже немало.
— Эва, тебе очень повезло, что Кристоф так сильно занят ликвидацией произошедшей благодаря тебе утечки, что не поехал сегодня с нами, — «приободряет» меня Курт.
— Из всех склонов я выбрала тот, который был заказан вами, разве можно говорить о везении?
Мужчина молчит, и мне почему-то очень хочется верить, что он улыбается. Почему? Потому что разозленного демона мне за глаза и за уши хватило вчера.
— Я хочу предоставить тебе шанс все исправить. Так сказать, в счет твоего благородного спасения меня от падения этой ночью.
Подобравшись всем телом, я настороженно оглядываю абсолютно пустой женский туалет и спрашиваю:
— Что от меня требуется?
— В семь за тобой приедет машина. Ты — в платье, туфлях, с прической и обворожительной улыбкой на лице, сядешь внутрь и приедешь к нам на ужин, где попытаешь объяснить Кристофу причину, подтолкнувшую тебя на воровство.
Ехать куда-то на ужин, тем более в платье и туфлях, да к тому же встречаться с Кристофом Дамиром и что-то ему объяснять, мягко говоря, не хотелось.
— А если нет? — осторожно уточняю я.
— В противном случае в семь ноль одну тебя, твоих братьев, твоих друзей и отца доставят в специальное место, — жестко предупреждает мужчина. — И сомневаюсь, что к ним будут относиться хорошо.
— Это угроза?
— Это реальность, девочка.
В совершенно пустом туалете мне неожиданно становится жутко. Неосознанно выпустив когти, поднимаю голову и смотрю на свое отражение в зеркале умывальника.
Как я могла так проколоться вчера? Почему так смело пошла одна без Кряка? Дура!
— В семь, — еще раз напоминает лаэрд немного устало, словно уже битый час доказывает ребенку, что земля круглая. — И, пожалуйста, не делай больше глупостей, — просит он перед тем, как отключиться.
Ужин
Он встречает меня на ступеньках крыльца, ведущего в трехэтажный коттедж. Весь такой стильный, ухоженный и на редкость солидный даже в обычных черных брюках и сером свитере.
Водитель торопливо открывает передо мной дверцу, я выхожу, делаю большой вдох холодного воздуха и ловлю его взгляд.
— Что? — передергиваю я плечами, ощущая себя на редкость неуютно в коттеджном поселке для олигархов.
— По-моему, ты не умеешь слушать, — рассерженно подмечает мужчина тоном готового к атаке тигра.
Я обижаюсь и деловито показываю большим пальцем себе за спину:
— Туфли в рюкзаке.
Видимо, поставив на мне жирнючий крест, Курт обреченно качает головой и, стремительно развернувшись, молча поднимается по ступенькам.
Что, и даже не попытается отослать меня обратно, чтобы я вернулась, вся из себя расфуфыренная? Вот это да!
Переступив ногами, обутыми в черные высокие сапожки, неуверенно следую за мужчиной по ступенькам в дом.
Давай, Яблокова! Ты сможешь. Ты не ударишь лицом в грязь перед кучкой зажравшихся толстосумов. Ты с честью пройдешь это испытание и с чистой совестью доложишь Вениамину Георгиевичу об успехе возложенной на тебя операции.
Еще раз мысленно повторяю алгоритм действий, который куратор заставил повторишь раз шесть, не меньше:
1. вести себя прилично, как и положено воспитанной девушке моего возраста;
2. попытаться уговорить Кристофа Дамира спустить мой взлом на тормозах (хотя меня и терзают смутные подозрения, что взбешенный мужчина придушит меня раньше, чем я успею торопливо выговорить: «Простите меня, пожалуйста!»).
