И еще Ронин, этот долбаный Ронин, от которого Рус неприятностей уж точно не ждал, устроил ему такое, по сравнению с чем все его прежние неприятности даже рядом не стояли.
– Ну, Ронин, я вернусь. Я обязательно вернусь, и тогда тебе конец, Ронин! – Рустам в ярости ударил кулаком по деревянному полу. – Я выживу, Ронин. Я выживу и вернусь, скотина ты этакая. Не знаю, слышишь ли ты меня, маг хренов, но я тебя еще урою. Вот увидишь, вернусь и обязательно урою! – повторил Рустам как заклинание.
Он как-то сразу поверил всему, что прочитал в письме. Парень он был начитанный, фантастикой увлекался, опять же компьютерные игры положительно влияют на гибкость мышления. Так что с ума он не сошел, но легче ему от этого не стало.
Выживание в человеческом организме заложено на уровне инстинктов. Вот и Рустам, приняв все произошедшее с ним за случившийся факт, несмотря на всю нереальность своего положения, принялся обустраиваться в этом жестоком пока для него мире. Первым делом он разобрал вещи, полученные им на складе. Там были еще одни штаны, как две капли похожие на те, что уже были на нем надеты. Две рубахи из такой же грубой ткани, как и штаны. Куртка из толстой грубой кожи с короткими рукавами и сине-белая туника, такая же, что и на капрале Кнуте. Еще был кожаный пояс, заплечный мешок, три пары носков и кожаные башмаки на деревянной подошве. Последние хоть и были очень неудобными, но были весьма кстати, Рустам уже успел изранить ноги, не привыкшие к ходьбе босиком. Еще Рустаму выдали шлем, заостренный кверху, из такой же толстой грубой кожи, как и куртка, и мягкий войлочный подшлемник. В свертках также были соломенная циновка, колючее одеяло из грубой шерсти, деревянные чашка с ложкой, моток грубых ниток и костяная иголка. Одежда была уже явно ношенной, но чистой. Одеяло тоже было в хорошем состоянии, а циновка Рустаму досталась почти новая. Оружия в свертках не было. Первым делом Рустам оделся, натянул рубаху, показавшуюся ему слишком грубой для его изнеженной цивилизацией кожи, надел носки и башмаки. С курткой вышла небольшая заминка. Судя по всему, она выполняла роль брони, твердую кожу почти сантиметровой толщины не так-то легко проткнуть в случае чего. Правда, и весила она немало. Куртка прикрывала плечи и руки до середины предплечья. Поверх куртки Рустам надел тунику и перетянул ее в поясе ремнем. Краски на тунике сильно выцвели, и разглядеть герб на груди Рустам не смог. Надев шлем, он прислушался к своим ощущениям. Одежда была неудобной, ткань грубой, носки колючими, а шлем с курткой тяжелыми. Солдатом Рустам себя не чувствовал, хотя появилось слабое чувство защищенности. Расстелив циновку, Рустам лег, сняв предварительно шлем с курткой и натянув тунику прямо на рубашку. Лежать на деревянных досках, прикрытых тонкой циновкой, было неудобно. Но измученный обрушившимися на него событиями молодой человек скоро уснул.
Разбудили его голоса вернувшихся в казарму солдат. Рустам быстро сел и невольно напрягся, не зная, как себя вести. Никто не обращал на него внимания, некоторые стали умываться, большинство просто валились на свои циновки, не раздеваясь. Судя по тому, что пришедшие солдаты занимали нары, стоявшие в некотором отдалении от нар Рустама, солдаты из его десятка еще не пришли. Наконец Рустам услышал знакомый голос с одышкой, а затем и увидел капрала Кнута. Капрал вошел в казарму с группой солдат, указал им на Рустама и ушел. Солдаты направились к Рустаму. Заросшие, с длинными неряшливыми волосами, одетые так же, как и Рустам, только более грязные, они производили дикое впечатление. Солдаты подошли к вставшему новичку, окружили его, один из них по-хозяйски уселся на его койку. Судя по его поведению, в десятке он числился заводилой. Это был симпатичный молодой парень, со шрамом на левой щеке и сильными мускулистыми руками.
– Кишка, значит? Странное имя, хотя тебе подходит. – У парня была странная манера разговора, он словно сцеживал слова сквозь зубы. Держался он уверенно и разговаривал с новичком, как со старым товарищем. Однако его внешнее дружелюбие Рустама не обмануло, в голосе парня слышались явные блатные интонации. А во взгляде красивых голубых глаз Рустам видел лишь презрение и жажду наживы.
– Ты, Кишка, не бойся, – доверительным голосом продолжил парень. – В обиду мы тебя не дадим. Считай, что тебе повезло. Ребята у нас в десятке дружные, боевые, с нами не пропадешь. Меня Брином зовут, может, слышал? Нет? Странно, меня в этом городе все бродяги знают, может, ты не местный, Кишка? А, Кишка, чего молчишь?
– Я и вправду не местный. Только вчера приехал и вот сразу сюда попал, – осторожно ответил ему Рустам. Он еще не знал, чего ему от них ожидать, а быть снова битым ему не хотелось.
– Ну вот, я это сразу понял. Ладно, держись меня – не пропадешь. Слушай, а у тебя есть кто-нибудь в этом городе, родственники там или друзья? – продолжил расспрашивать его Брин.
– Да нет, нет у меня здесь никого, я вообще-то издалека приехал, хотел мир повидать. Да вот сразу в армию попал, в одних только штанах, остальную одежду всю проел, – решил Рустам соврать.
– Плохо. – Брин явно был разочарован, очевидно, он надеялся поживиться. – Ну ладно, Кишка, это не важно. Будем дружить?
– Будем, – осторожно ответил Рустам.
– Слушай, у тебя циновка плохая, хочешь, помогу по дружбе? Поменяю на свою, заодно и одеялом махнемся. Оно у тебя тоже неважное, – неожиданно предложил ему Брин и окликнул одного из солдат: – Эй, Кабан, сбегай принеси мои. – Солдат кивнул и, быстро сбегав, принес старую циновку и дырявое одеяло. – Вот видишь, от сердца отрываю. Бери, пользуйся моей добротой. Ну чего, Кишка, согласен поменяться? – Глаза Брина смотрели на новичка весело, как глаза змеи перед ударом.
– Согласен, – выдавил из себя Рустам.
– Ну вот и отлично. Если что, обращайся. – Брин взял новые одеяла и циновку, выданные Рустаму на складе, и пошел к себе.
Таким образом в течение каких-то десяти минут Рустам «удачно выменял» две рваные грязные рубашки, разношенные башмаки со стершейся подошвой, дырявые и страшно воняющие носки, грязную рваную тунику и полусгнившую кожаную куртку, засаленную от пота. Шлем у него остался прежний: размер никому не подошел. Зато знакомство с личным составом своего десятка обошлось без новых инцидентов. Совершив обмен, солдаты потеряли к новичку интерес. Большинство из них не стали ложиться, а сели на длинные скамьи вокруг грубо сколоченного деревянного стола (таких столов в казарме было три, по одному на каждый десяток) и принялись играть в кости. Заводилой игры был Брин, он весело шутил, бросал кости с прибаутками. Остальные солдаты, судя по всему, безоговорочно признавали его лидерство. Когда, внезапно вызверившись на неудачную шутку, он ударил одного из солдат по лицу, тот безропотно снес унижение и пришибленно попросил прощения.
