Туру, которому предстоит вступить в поединок с правителем этого мира, может стать не по себе от количества публики в зрительном зале.
И если б только туру.
Седар, который прежде был гладиатором — мы часто встречались на арене, — потом солдатом под моим началом, получил Джелену одним из последних среди моих вассалов. Собственно, Джелена была образована всего-то лет восемь назад, когда его величество согласился поднять на севере ещё четыре аристократических стяга. Чтоб угодить правителю, будущий аристократ предложил поименовать новую область в честь тогдашней фаворитки моего сюзерена.
Шаг, в общем-то, бесполезный, потому что ни к одной из своих фавориток его величество не привязывался настолько, чтоб мечтать увековечить её имя, а если б желал этого, то уж увековечил бы; что б могло ему помешать? Но как изъявление преданности и покорности в принципе годилось.
Вот так и получается, что Джелена теперь очень надолго, если не навеки, останется Джеленой. И будет умеренно знаменита. В отличие от дочки купца, всего год пользовавшейся вниманием властелина этого мира — её забудут значительно быстрее, тем более что благодаря этой почётной связи она давно уже стала женой мелкого аристократа и затерялась в числе других дам одного с ней положения, среди которых всегда было принято прятать собственное имя за именем супруга.
Седар и теперь сохранил любовь к военному делу, пусть и опосредованную — он содержал очень приличный по любым меркам отряд. Регулярная армия здесь, в дальней северной провинции, была не нужна, а в случае серьёзного общеимперского конфликта у нас всегда будет время, чтоб подготовиться, собрать солдат. Однако, как мне казалось, мой приятель, сперва и не мечтавший стать настоящим аристократом, а потом от души понадеявшийся на этот подарок судьбы, именно так себе и представлял лучезарное будущее: власть, положение, богатство, честь — и настоящая армия, находящаяся полностью под его контролем… Ну учитывая, конечно, то, что над ним есть моя власть, а выше — власть государя.
Поэтому я не спорил с его стремлением содержать большой отряд, тем более что он тратил на это только свои личные средства. И теперь появлялась возможность воспользоваться этой его причудой. Отряда Седара вполне хватит на то, чтоб расставить дозоры везде, где понадобится, и в случае, если огромный отряд искателей приключений именно сейчас явится сюда ловить моих баранов, бандитский налёт, по крайней мере, не станет для охотящегося государя неожиданностью.
Сочтя, что свои обязанности я выполнил сполна, разрешил себе расслабиться и всецело отдаться подготовке к охоте. Саму охоту я не любил. С моей точки зрения — бессмысленное занятие. Какое удовольствие в том, чтоб полдня, а то и больше, потратить на выслеживание дичи, на поединок с нею и последующее разделывание в неудобных условиях (само собой, зверь вряд ли сделает любезность, позволив настигнуть себя аккурат рядом с оборудованной бойней)? Многочисленные лесные хозяйства поставляют мне на стол отменные сорта дичи, бегать за ними не надо.
Но раз уж таков мой долг и есть возможность понаблюдать, как охотится государь, то это может быть интересно. Будем считать императорскую охоту небольшим отпуском. Хотя, конечно, в настоящем отпуске я предпочёл бы видеть рядом жену. И провести его иначе.
— Что ж, вспомним походную молодость, — сказал я, пытаясь разжечь костёр. Получалось плохо — видно, хворост, который я насобирал тут же, на полянке, давно отсырел. Что неудивительно. Полянка — сильно сказано, просто крохотная прогалина, всегда затенённая, в низине. И здесь дереву отсыреть ничего не стоит. — Как мы это делали, а?
— Походная молодость, — усмехнулась Аштия и присела рядом. — Ты и сейчас ещё не стар. Мужчина, не переступивший рубеж в полвека, молод, а потом достигает зрелости. Старость приходит к представителям вашего пола значительно позже, чем к нам, женщинам.
— Но тебе жаловаться не на что. Ты выглядишь прекрасно.
— Женщина в возрасте может выглядеть сколь угодно прекрасно. Но прелести юного лица и тела это не заменит.
— Да как сказать. На юное лицо и тело приятно смотреть. Но всё остальное куда приятнее затевать с женщиной, у которой есть нечто большее, чем одна только внешность. И порой всё остальное перевешивает. Аше…
— Да это просто Фалак, оруженосец и егерь государя. Да, слушаю?
— Есть тур. Загонщики закончили работу.
— Уже? — удивился я.
Мы выехали на охоту так рано, что мне казалось, будто я и вовсе не спал, но на намеченное место прибыли уже только днём. Правда, местные жители, взятые в помощь загонщикам, заверяли, что тура можно брать в любое время суток, лишь бы не ночью, и разницы тут нет. Главным было выследить тура и умудриться держать его от себя на безопасном расстоянии, пока не подоспеет тот, для кого его, собственно, выслеживали. Не имея представления, как егерям и загонщикам это удаётся, я предпочитал вообще не забивать себе этим голову.
Ещё хорошо, что сейчас лето, а не зима, когда туры сбиваются в стада, чтоб завести потомство. По слухам, их коровы почти так же опасны, как и быки. И поди отгони одно животное от стада! Трудная задача!
— Я никогда не видела тура. Не приходилось, — сказала Аштия.
— Это здоровенные бычары, в холке выше, чем взрослый мужчина, необычайно сильные и живучие. Такого можно истыкать копьями, а он всё равно будет нестись вперёд и затопчет охотника. И магию против них применять бессмысленно, разве что магию масштабного действия, но такая явно не годится для охоты.
— Любопытно. — Аше казалась мне вызывающе спокойной. Впрочем, её прошлое много раз предлагало ей проблемы куда более серьёзные, чем какой-то дикий бык. Да и вряд ли она смотрит на охоту государя как на что-то из ряда вон выходящее. Другое дело я с моим равнодушием к этому аристократическому развлечению — ничего, кроме проблемы, я тут не вижу.
Но тем не менее поднялся в седло и направился следом за Аштией и другими свитскими. Лес был ясный — по такому одно удовольствие гулять, и тур может пройти здесь, почти нигде не ободрав бока. Солнце пронизывало кроны и ткало в воздухе самый сложный и самый искусный в мире узор, настоящее живое кружево, которое можно было вдохнуть — и представить себя частью этого мира, такого уравновешенного и умиротворённого, что здесь не хотелось даже двигаться. Просто стоять и смотреть.
Низменность быстро закончилась, лес плавно вскарабкался на холм и ещё больше поредел, зато деревья окрепли, раздались, привольно развернули кроны. Стали заметны люди, мелькавшие то тут, то там. Вокруг хватало гвардейцев, хотя надо было уметь смотреть, чтоб заметить их. Да, они не спешат приблизиться — видно, что вкус и предпочтения государя учитываются всеми. Спешившись, я заторопился за Аштией, но к прогалине, где злился готовый к бою тур, вышел, когда на неё уже вступил государь.
