Но богатство погибло в одночасье. Как объяснял кровер, все случилось из-за его собственной глупости. Чтобы другим птицелюдам не мешали алхимические опыты, которые зачастую производили много шума и сопровождались то выбросом вонючего газа, то ядовитыми испарениями, он выбрал пещеру гораздо ниже, чем селилось остальное племя. В тот несчастливый день Эр, как обычно, улетел собирать необходимые для зелий травы. Вернувшись домой, он застал страшную картину: в его пещеру прогрыз нору скальный червь. Уродливые твари, чтобы прорывать ходы в толще породы, выделяют очень сильную кислоту, которая растворяет любые препятствия. Этим веществом червь и полил добрую часть книг, остальные же голодный монстр просто сожрал. Эр, конечно, уничтожил его, но библиотеку уже было не вернуть…
Птицелюд до сих пор горевал по книгам, словно по живым существам. Рассказывая мне о гибели библиотеки, он нахохлился и втянул голову в плечи, сделавшись похожим на больную курицу. Я сам был не рад, что вызвал кровера на откровенность, поэтому поспешил свернуть беседу и больше никогда не заговаривал на эту тему.
Мое лечение проходило весьма успешно. Через некоторое время к ногам стала возвращаться чувствительность. Поначалу я мог только слегка двигать пальцами, но вскоре даже сумел согнуть ногу в колене — правда, только правую, кость на левой к тому времени еще не срослась. Но благодаря зелью, которым меня поил Эр, заживление шло быстро. Примерно через месяц я впервые поднялся на ноги, только устоять на них самостоятельно не смог.
Пришлось с помощью кровера чуть ли не заново учиться ходить. Перед этим Эр улетел из пещеры примерно на сутки, чтобы вернуться с одеждой для меня — грубыми шерстяными штанами и рубахой. Еще он принес унты и тяжелую шубу, сшитые из шкуры горного барана. Кровер выменял их в ближайшей нордийской деревеньке. Через неделю я уже сносно перемещался по пещере, опираясь на палку, которую птицелюд тоже подобрал специально для меня.
К концу второго месяца мое здоровье полностью пришло в норму, я твердо стоял на ногах. Тогда и вышел из пещеры впервые. Наружу вел природный коридор длиной шагов в пять. Преодолев его, я оказался на широком каменном карнизе и в первые секунды едва не ослеп. Лучи Атика, отражаясь от совершенной в своей белизне поверхности снега, сверкали мириадами искр так ярко, что от их сияния начинали болеть и слезиться глаза.
Привыкнув к свету, я огляделся. Передо мной открылась величественная картина: на западе и востоке, врезаясь в небеса острыми пиками, возвышались горы, покрытые шапками искрящегося под лучами Атика снега. Впереди, насколько хватало взгляда, простиралась степь Безымянных земель, но я мог еще различить тонкую темную полосу леса.
Я был так поражен увиденной красотой, что задержал дыхание и сообразил это, только когда горло сдавило от нехватки воздуха. Сделав глубокий вдох, я принялся внимательно изучать окрестности. На юго-востоке заметил ущелье и нитку перевала, по которому мы шли с караваном, даже разглядел то место, где со мной произошел «несчастный случай». Примерно прикинул, сколько я пролетел, сорвавшись, и тихо присвистнул от удивления. Выходило очень серьезное расстояние. Как же я умудрился не разбиться? И сколько пролежал на дне ущелья? Благо после падения потерял сознание от первого удара — иначе мог умереть от боли. В каком же состоянии меня обнаружил кровер? И как ему удалось долететь со мной до пещеры? Да, силен…
Долго я стоял и любовался открывшимся видом. В пещеру вернулся, только когда замерз так, что от холода перестал чувствовать ступни и пальцы рук.
Вечером мы как обычно сидели у очага и ужинали похлебкой из мяса горного барана. Насытившись, Эр отставил плошку, уставился на меня и произнес:
— Мне надо с тобой серьезно поговорить. Ты знаешь, кто ты?
Такой вопрос поставил меня в тупик.
— Э-э-э… Ну… Лэй — эльф, — осторожно ответил я. Мало ли, вдруг старый птицелюд в одночасье сошел с ума и запамятовал, кого пригрел в своей пещере?
Эр издал несколько резких звуков, похожих на воронье карканье — так кровер смеялся.
— Я не об этом. Тебе о чем-нибудь говорит слово «саторис»?
Морт! Конечно, мне было известно это слово! Только вот я так и не смог узнать, что оно означает, потому что профессора Алишера, который не раз упоминал о саторисах, очень не вовремя убили. Или очень вовремя… Возможно, мага убрали как раз из-за того, что ему стали известны сведения, не подлежавшие огласке? Заодно и меня подставили. Имел я кое-какие мысли на этот счет…
— Слово известно, но я не знаю его значения.
— Тогда расскажу тебе одну очень старую легенду, которая у магов нашего народа передается из поколения в поколение. Хочу, чтобы ты слушал внимательно. Я считаю, что она правдива, надо только отделить истину от небылиц, которыми она обросла за много веков, — начал кровер. — Ты когда-нибудь слышал сказку о том, что в давние времена все расы жили вместе, в мире и согласии? — Дождавшись моего утвердительного кивка, Эр продолжил: — Разумеется, изначально все расы не могли жить вместе, это просто красивый вымысел — иначе в мире существовал бы только один народ. Но в сказке действительно есть доля истины.
Легенда, которую я хочу тебе поведать, рассказывает о тех временах, когда на поверхности Вирла был лишь один большой материк, омываемый со всех сторон Великим океаном. Тогда, как и сейчас, эльфы жили в лесах, деля их с гоблинами, орки кочевали в степях, кроверы свободно парили над пиками гор, а люди заселяли все земли, до которых только могли добраться, не тревожа соседей. В то время разумные не знали ни голода, ни войн. Не было политических интриг и дрязг, правители были мудры и справедливы. Не существовало даже такого понятия, как граница государства. Любой, будь то эльф, орк, гоблин или человек, мог пересечь весь континент, не встречая на пути преград и ограничений, не опасаясь за свою жизнь. Расы жили в мире и абсолютном согласии, свободно делились друг с другом знаниями и вели честную торговлю — настолько были развиты цивилизации. Только гномы обособленно селились в недрах своих гор, лишь изредка общаясь с обитателями поверхности. Но и они были мирным народом.
Даже магия тогда была другой. Чародеи независимо от того, к какой расе они принадлежали, могли использовать как стихийное волшебство, так и магию листвы. Шаманства же не было вовсе, его придумали гораздо позже. И все маги были саторисами. Вообще слово «саторис» в переводе с языка древних — чародей.
— Получается, так называют тех, кто может использовать все виды магии? — перебил я кровера. — Но ведь все знают, это невозможно!
