– Завид и Благовид уже выказали свое расположение приезжему боготуру и дали согласие на божий суд. Правда, срок испытания еще не назначен.
Волхвы Завид и Благовид были давними соперниками Гордона, а Завид даже претендовал на ранг кудесника. Однако ведуны назвали первым ближником Велеса все-таки Гордона, за которого горой стояли ободритские и лужицкие князья и бояре. Ободритская и лужицкая знать именно в Гордоне видела союзника в борьбе против чрезмерных притязаний кагана Славомира и ведунов бога Световида. И до сих пор кудесник оправдывал их надежды.
– А этого боготура нельзя устранить? – вырвалось из груди Трасика неразумное пожелание.
Кудесник Гордон промолчал, сделав вид, что не расслышал вопроса. И действительно, обращаться с такими предложениями к первому ближнику Чернобога было верхом бестактности. Трасик осознал свою ошибку и прикусил язык. Боготур Осташ – это теперь его проблема, и подходить к ее решению следует осторожно, дабы не поставить под удар и себя, и кудесника Гордона. За убийство боготура ведуны Чернобога обязательно будут мстить, и тут уж неважно, пришлый тот Осташ или доморощенный. Ибо обида нанесена не роду, не племени, не верви, а самому Волосатому.
– Я могу своею волей отсрочить час испытания, но отменить его я не в силах, – вздохнул кудесник Гордон. – Ты же знаешь, Трасик, что я причастен к твоему приобщению к великим таинствам, а значит, твоя вина будет моей виною, а твое поражение – моим поражением. Страшным поражением, чреватым гибелью.
Трасик облизал пересохшие губы и кивнул. Он не любил вспоминать то время, когда был по сути игрушкой в руках честолюбивой матери. Это по ее настоянию он прошел странный обряд посвящения, позволивший ему зачерпнуть из мутного источника навьей силы, той самой силы, что в конечном счете погубила его старших братьев. И не только погубила, но и легла на них страшным проклятьем, которое теперь перешло и на сыновей.
– За Осташем стоит очень опытный и хитрый человек, – глухо проговорил Гордон.
– Ты имеешь в виду боярина Драгутина?
– Да.
– Он договорился с каганом Славомиром?
– Во всяком случае, есть все основания полагать, что эти люди поняли друг друга, – кивнул кудесник. – Опасен не Сидраг, опасен каган Славомир, который хочет устранить тебя чужими руками. В лице даджана он нашел человека, который согласился сделать за него грязную и кровавую работу.
– Ты встречался с боярином?
– Нет. Хотя меня всячески склоняли к этому сторонники Завида. Но, думаю, волхвы уже успели с ним повидаться, иначе откуда такая непримиримость.
– Хочешь сказать, что Завиду и Благовиду заплатили?
– Плата бывает разной, великий князь, и ты это знаешь не хуже меня, – вздохнул кудесник.
Трасик впервые видел этого человека растерянным. До сих пор он считал, что Гордон крепко держит бразды правления ближниками Чернобога в своих руках. Слово кудесника в землях варенгов значит порой куда больше, чем слово великого князя, и Гордону хватало ума, чтобы правильно распоряжаться этой огромной властью. Но сейчас он действительно попал в капкан, отлаженный хитроумными противниками, и, пожалуй, без помощи великого князя Трасика ему из этого капкана не выскочить.
– Я знаю человека, который ненавидит боярина Драгутина даже больше, чем мы с тобой.
– И где сейчас находится этот человек? – спросил кудесник.
– В моем доме, – ответил с усмешкой князь.
Кудесник Гордон с интересом выслушал рассказ князя о хазарском посольстве ко двору Людовика Тевтона и о расторопном гане Карочее, с которым свел Трасика граф Гийом Сакс.
– Так ты думаешь, что этот человек приехал в Волынь, чтобы посчитаться с даджаном?
– Скорее всего, да.
– Плохо только, что он остановился в твоем доме.
– Но почему же, – пожал плечами Трасик. – Он посол кагана Хазарии, и я не могу отказать ему в приюте, не нарушив законов гостеприимства. А если этот посол вынашивает черные замыслы в отношении одного из гостей города Волыни, то откуда об этом знать князю ободритов? Я ведь даже не знаком с боярином Драгутином. К тому же пришлый боярин нигде не заявлял громогласно о своей поддержке глупых притязаний княжича Сидрага, а потому связать его смерть с происками великого князя ободритов будет весьма затруднительно.
– Нам мешает не столько даджан, сколько боготур Осташ, – напомнил кудесник.
– А ты уверен, что никто из наших боготуров не переметнется на сторону Сидрага?
– Пока да, но я не могу ручаться за будущее.
За будущее действительно не мог поручиться никто, в том числе и сам князь Трасик. Хотя были и есть люди, способные это будущее предвидеть. Трасик вдруг отчетливо увидел бледное лицо матери в ореоле темных волос и ее горящие глаза. Она видела! Она предсказала смерть Годлава и Драговита задолго до того, как оба ободритских князя покончили счеты с жизнью! Это был благословенный дар, полученный от богини Макоши, которой она посвятила не только себя, но и своего сына. А Трасик, хилый и бледный отрок, про которого даже мамки и няньки говорили «не жилец», стал милостью богини великим князем, ибо Макошь одарила его главным, что потребно в этой полной превратностей жизни, – удачей. И эту удачу он пронес по жизни, не расплескав. Похоже, Макошь не отвернулась от него и в этот сложный час, послав ему в подручные степного гана, и, выходит, зря он усомнился в расположении капризной богини к своему тайному, но верному ближнику.
Ган Карочей без труда нашел дом рабби Зиновия с помощью услужливого приказного Бодри. Дом рахдонита не был самым богатым в Волыни, но это, разумеется, еще ни о чем не говорило. Самый богатый человек Хазарии рабби Моше, прозванный за расторопность Мошкой, и вовсе жил едва ли не в хибаре, что, однако, не мешало ему ворочать деньгами, о которых скифскому гану оставалось только мечтать, и вершить торговые и политические дела в самых отдаленных уголках Ойкумены. Промахнулся почтенный Моше только однажды, но этот промах стоил ему расположения кагана и потери изрядной доли капитала. Мошка умер в изгнании, а человек, обласканный его доверием, жив до сих пор, и его богатству и могуществу завидуют князья и ганы Хазарии и Руси. Карочей давно пришел к выводу, что знания тайных сил, управляющих миром, – это тоже богатство, возможно, даже более значимое, чем злато. И овладеть этими силами, заставить работать их на свой интерес – это задача, посильная только очень умному человеку. Скифский ган был уверен в себе, во всяком случае он не считал себя глупее боярина Драгутина, который под именем Лихаря сына Листяны очаровал несчастного Моше и выведал все его тайны. И украл-таки у хитроумного рахдонита его удачу. Ту самую удачу, которая позволяет управлять миром, оставаясь в тени. В каганы Карочей не рвался. Не по нем шапка. Но и прозябать в нищете и забвении он тоже не собирался. Чашу удачи степного гана славянские боги наполнили не слишком щедро, зато бог Яхве не поскупился. И еще десяток лет назад никому неизвестный ган Карочей взлетел его милостью на такую высоту, от которой у многих бы голова закружилась. Шутка ли сказать – ближник кагана Тургана и правая рука его шурина, самого могущественного в Хазарии человека бека Ицхака.
