Зажигать свет они не решались, и коридор освещался только слабым ночным светом, пробивающимся через узкие окна. В темноте белели пятна дверей, но о местонахождении той самой двери можно было лишь догадываться. Эллен пыталась не смотреть в том направлении, но взгляд ее неумолимо обращался к концу коридора. Мужчины уже остановились перед той, низкой, дверью, на почтительном расстоянии от нее.
Все ждали, что скажет Натаниель.
Подойдя поближе, он остановился в полуметре от двери, внимательно осматривая ее шероховатую поверхность. Эллен затаила дыханье.
Она снова вспомнила звук, услышанный ею прошлой ночью. Шорох, прикосновение чьих-то рук, ощупывающих дверь ее комнаты. Чей-то вздох сожаления. Может быть, она сама внушила себе все это? Или кто-то хотел до смерти напугать ее?
Натаниель медленно поднял руки, обратив ладони к двери. Эллен напряженно следила за его действиями. Она не думала, что он прикоснется к двери. Круговыми движениями рук он обследовал всю поверхность двери…
Потом некоторое время стоял неподвижно. А потом решительно приложил ладони к двери.
Эллен вскрикнула.
Но Натаниель не упал замертво, и она облегченно вздохнула. Только теперь она заметила, что мужчины с неменьшим напряжением следили за действиями Натаниеля.
Он принялся ощупывать ладонями дверь, медленно и основательно. Потом опустил руки и повернулся к остальным.
— Нет никакой опасности, — прошептал он. — Дверь не обладает никакой собственной силой.
Самым пугающим во всем этом было как раз то, что он допускал такую возможность.
Эллен невольно задумалась над тем, что повидал и пережил Натаниель. Мысль об этом была не особенно утешительной.
— Не кажется ли тебе, что эта дверь находится под влиянием… чьей-то воли? — не без опаски спросил ленсман.
Подумав, Натаниель ответил:
— Нет. Ничто не свидетельствует об этом. Сверхъестественной смертью здесь никто не умирал. Никакого действия оккультных сил здесь нет.
— А как же тот немецкий капитан? — спросила Эллен.
— С ним произошло как раз то, о чем ты сама говорила: он слишком много кричал. А если у человека, к примеру, высокое давление, то этого достаточно для того, чтобы умереть…
— А все остальные, пытавшиеся до этого открыть дверь?
— Здесь не ощущается атмосферы неожиданной, насильственной смерти. Здесь не чувствуется ничего сверхъестественного. Люди нередко связывают странную смерть с вмешательством каких-то потусторонних сил, и особенно часто такое бывало в старину. Большая часть из того, что рассказывают об этом, просто выдумки.
— Значит, ты не обнаруживаешь никаких следов смерти в этом месте? — спросил Рикард.
— Этого я не говорил, — торопливо, пожалуй, слишком торопливо, ответил Натаниель. — Наоборот, я чувствую сильный… Нет, это не важно, главное, что смертельные случаи, имевшие здесь место, не несли в себе ничего мистического.
— Ты полагаешь… что мы можем без всякой опаски открыть дверь?
— Абсолютно без всякой опаски.
— Тогда мы откроем ее, — решительно заявил ленсман.
— Но ведь у нас нет ключа… — напомнила Эллен. Порывшись в кармане, Рикард сказал:
— Дорогая моя! Для уполномоченного по криминальным делам нет ничего проще, чем отпереть замок!
Все подошли к двери. Эллен тоже осмелилась подойти поближе, узнав, что дверь — всего лишь прозаический кусок дерева.
Никогда она раньше не думала, что может быть такой трусихой в критической ситуации, она всегда считала себя храброй и здравомыслящей девушкой. Стыд и позор!
Перед тем, как открыть дверь, ленсман проверил, хорошо ли заперты все остальные двери.
— Не эти ли двери захлопывались прошлой ночью? — спросил он Эллен.
— Нет, — ответила она. — Эти двери закрываются тихо. Я же слышала скрежет и грохот — две ночи подряд. И я уверена в том, что звуки эти доносились с другого конца коридора.
— Ладно, все ясно. Давай, Бринк!
Эллен так хотелось в этот момент взять кого-то за руку, но Рикард был занят замком, а Натаниеля — этого Бога! — она не решалась тревожить. Поэтому она осторожно взялась за карман пиджака ленсмана.
Вынув отмычку, Рикард стал нащупывать замок.
— Странно, — пробормотал он, ища замочную скважину. — Есть у кого-нибудь фонарик?
Ленсман включил маленький фонарик. Любопытство у Эллен пересилило страх, и она отпустила карман его пиджака. Осветив замок, мужчины стали рассматривать его. Все были в замешательстве.
Выпрямившись, они некоторое время молчали.
— Никакой замочной скважины, — констатировал Рикард. — Дверь эта вообще не открывается.
Воцарилась мертвая тишина, прерываемая лишь шумом ручья. Из четырехугольного окошка в конце коридора падал слабый ночной свет.
— Что это еще за шутки? — сказал ленсман. — Значит, это ложная дверь?
— Не думаю, — ответил уполномоченный по криминальным делам, проведя рукой по краю двери. — На вид она настоящая, и при нажиме сдвигается. Но замочной скважины почему-то нет. Под металлической оковкой нет отверстия. Создается впечатление, что дверь эта открывается снаружи.
— Ну, ты уж скажешь, — недовольно произнес ленсман.
— А может быть, замок перенесен в другое место? — предположил Натаниель.
Его мягкий голос немного успокоил взвинченные нервы Эллен.
Они снова принялись осматривать дверь в свете фонарика.
— Нет, — сказал Рикард. — И в других местах замка нет.
Все трое медленно повернулись к Эллен и с упреком посмотрели на нее.
Она растерянно переводила взгляд с одного на другого. Лица их казались расплывчатыми в ночном освещении.
— Но я уверяю, что… — начала она.
Лицо ленсмана показалось ей в темноте суровым.
— Твоя история начинает казаться нам все более и более надуманной и неправдоподобной, моя юная дама, — сказал он. — Ты случайно не мифоманка?
— Ми… мифоманка?
— Да. Сочиняешь всякие истории, а потом сама начинаешь верить в них.
Она беспомощно покачала головой. Она была в таком же недоумении, как и они.
— Эллен не мифоманка, — сухо заметил Натаниель. — То, что она пережила прошлой ночью, было на самом деле.
— Откуда ты это знаешь? — тихо спросил Рикард. — Значит, здесь все-таки есть какая-то атмосфера?..
— Густая, как каша, — ответил Натаниель.
— Но ведь ты только что сказал, что дверь не представляет никакой опасности! — агрессивно произнес ленсман.
— Дверь — да, — ответил Натаниель.
— И что же это за… атмосфера? — почтительно осведомился Рикард.
Проведя рукой по лбу, Натаниель сказал:
— Я не знаю. Но это что-то неприятное. Это затрагивает так много чувств: растерянность, одиночество, озлобленность, жажда мести, жадность, надежда, безнадежность, тоска — все вперемешку. Но доминирует здесь настроение обычного, низменного предательства.
