Человек – тот же зверь, но только разумней и хитрее. Жизнь человека куда более многогранна, и поэтому если в стаде баранов или в волчьей стае всего один вожак, то в любом сообществе людей: в разбойничьей шайке, в боевом отряде, в компании бездельничающей молодежи или в целом королевстве – не важно, их как минимум два. Один вдохновляет собратьев делами, другой – пленяет их умы красивыми речами; один отвечает за крепость тел бойцов, второй – за боевой дух; первый отождествляет собой грубую силу; второй – живость ума и дерзость языка. Еще ни одному предводителю не удавалось объять необъятное и быть единственным, бесспорным, абсолютным лидером в своей стае. Пусть страной управляет король, но что он без армии и духовенства? Пусть грубая мужская сила в цене, но любая компания развалится без веселых повес и коварных задир!
Тщедушный юнец по имени Нарвис был шутом и главным злословом в компании аристократической молодежи. Он придумывал забавы для своих скучавших дружков и был первым, кто в них пускался, подавая более робким и стеснительным товарищам дурной пример. За это его и ценили! Однако когда кто-то давал проказникам и весельчакам отпор, место лидера тут же занимал «дамский угодник», бывший, судя по всему, лучшим бойцом. Трудно сказать, какой из предводителей знатной вендерфортской молодежи был главнее. Скорее всего, оба вожака гармонично дополняли друг друга и уж точно не думали соперничать между собой, деля пальму первенства. Один был душой компании, а другой – ее кулаком; одному доставалось признание товарищей, а другому – их уважение и внимание дам. Молодые барышни любят наделенных силой красавцев и редко ценят изобретательный ум.
Темноволосый, высокий и статный юноша не дошел до Штелера примерно пяти шагов, остановился и принялся оценивающе разглядывать будущего противника. Самоуверенность бойца разумно попятилась, уступив место внезапно проснувшейся и подоспевшей на подмогу интуиции. Видимо, провидец – внутренний голос – стал назидательно нашептывать красавчику, что «забулдыга» не так-то и жалок, как показалось с первого взгляда. Юноша молчал, не желая тратить слова на пустую болтовню, ведь замершие возле лошадей дружки и прильнувшие к окнам спутницы в шикарной карете ждали от него не слов, не утомительной дискуссии, а быстрой и красивой победы. В то же время он опасался вступить в бой, пока не поймет, с кем имеет дело.
Моррон не знал имени красавчика, с кем он вскоре будет вынужден скрестить мечи, но на оценку противника потратил куда меньше времени, чем его менее опытный в ратном деле оппонент.
«Высокий, крепкий, старше своих собутыльников года на три-четыре. В армии не служил, иначе общался бы с компанией постарше, а не якшался с сопливой мелюзгой. Хотя как знать, возможно, он не так богат и знатен, поэтому через детишек ищет способ, завоевать милость отцов.
Оружием владеет хорошо, притом обеими руками, хотя от природы правша. Слева на лбу едва заметный шрам, наверняка под камзолом с десяток таких же царапин да следов от уколов. Любит подраться, притом на публике. Победа в поединках – основа его авторитета, однако труслив, если почувствует, что я сильнее, в драку не ввяжется, начнет, слюнтяй, загрязнять воздух словами, ища достойный путь и ретироваться, и позора избежать. Вряд ли найдет, чересчур самолюбив да прямолинеен.
В общем, боец средненький, чуть хуже, чуть лучше… ничего особенного, но и не профан. А вот его оружие достойно похвал, мне бы такую шпажку! Довольно легка и тонка, чтобы работать кистью, а не рубить сплеча, но в то же время, судя по ножнам, лезвие достаточно надежное, чтобы не только парировать, но и принять удар моего меча. Перекрестье изогнутое, нужно быть осторожней, в бою он может внезапно поменять хватку или быстро сменить руку. Сперва подержусь на дальней дистанции, на рожон не полезу, а там видно будет…»
Решив выждать, Штелер уступил противнику почетное право начать бой первым, в конце концов, ведь именно юноша подошел к нему, а не наоборот, и, следовательно, по правилам рыцарского этикета он должен был бросить вызов, а Штелер либо его принять, либо наложить отказом клеймо бесчестия на свое имя. Впрочем, что-что, а честь рода в данный момент волновала моррона меньше всего. Во-первых, он путешествовал инкогнито, во-вторых, имя барона ванг Штелера и так было запятнано позором измены герканской короне, и новое маленькое пятнышко грязи жалко бы смотрелось на фоне ушата вылитых на него не так давно нечистот. И, наконец, в-третьих, став морроном, бывший полковник жил совсем по-иному и мерил жизнь непривычными для других мерками. В отличие от дворян и представителей низших сословий Штелер не делил людей на особ благородного и не очень происхождения, на законнорожденных и байстрюков, на герканцев и инородцев, на молящихся правильным образом и иноверцев. По его мнению, все люди подразделялись лишь на три категории: те, кто ему помогал; те, кто стоял у него на пути; и серая, безликая масса, пока незнакомая, пока аморфная и нейтральная, но постепенно распадающаяся и медленно пополняющая первую и вторую группы.
Противник медлил, тратил время моррона из-за своей нерешительности, таким образом, несмотря на его бездействие, стал медленно, но верно превращаться из нейтрала во врага. В принципе, у юноши был еще шанс изменить к себе отношение. Ему было достаточно лишь убрать ладонь с рукояти и сделать шаг в сторону, к чему он, собственно, и клонился, но, как всегда, в дела мужчин не вовремя вмешались дамы. Впрочем, грех их винить, они толкнули юношу на опрометчивый шаг по глупости, а не со злого умысла. Когда эмоции берут верх, здравый смысл пугливо забивается в самый дальний уголок прекрасной девичьей головки и ни за какие посулы вылезать оттуда не собирается.
– Одо, ну долго нам еще ждать?! Что ты возишься с мозгляком?! – прозвучал из кареты с герцогским гербом молодой женский голосок, хоть и выражающий крайнее недовольство, но приятный на слух. – Отец сегодня из столицы возвращается. Если не успеем, не сносить тебе головы! И вам тоже, господа, не поздоровится!
Как рассудил Штелер, последняя фраза была обращена к топтавшейся возле лошадей парочке. Страх перед гневом самого герцога и немилость его голосистой доченьки все-таки заставили боявшихся обнажить шпаги юнцов прекратить без толку теребить конскую упряжь и отправиться на помощь к своему задумавшемуся вожаку.
– Не надо, я сам! – подал знак дружкам остановиться противник Штелера, звавшийся Одо, и во имя своего пошатнувшегося авторитета все-таки принял нелегкое решение начать бой.
Наконец-то уж было затосковавший Штелер услышал лязг стали, покидающей ножны, наконец-то увидел перед собой бойца, а не ростовщика, чересчур долго оценивающего попавшееся ему на глаза старье и вусмерть замучившего самого себя вопросом, выгадает ли он от сделки или потерпит убытки.
