Сделав дело, задерживаться в стрёмном месте не стали. Завернули только в лавку колониальных товаров, позырили на изготовленными зэками кастеты, ножи с наборными ручками и выкидухи. Михан сбыл за недорого снятый с мытаря нож. На выручку купил себе красный платок, чтобы повязывать на голову, как греческий матрос.
— Верной дорогой идёшь, — скептически заметил Щавель.
— Какой?
— Разбойником станешь или наёмником.
Михан хотел возразить, но не нашёлся.
Альберт Калужский убрёл в аптеку и затеял высокоучёный разговор с фармацевтом, а воины возвратились на постоялый двор. «Грек выторгует, швед отберёт, — утешался Щавель невесёлыми пословицами. — Завтра у оружейника наберу два короба стрел для осадного лука и попробую выцепить катушку волоса. На складе котомки кожаные надо не забыть и одёжу каждому по мерке. Сапоги… Пусть завсклада желчью изойдёт».
Жёлудь нёс покупку и всю дорогу лыбился как блаженный. Лук в самом деле был тяжёлый и слишком яркий для леса, но парня это нимало не смущало. В нумерах Жёлудь подтянул тетиву. Щавель проверил, примерился.
— Добро, — постановил он, вдев стрелу в гнездо. — Тетива драконовая, новая, прослужит долго. Пять тысяч выстрелов минимум. Смазана… — Щавель понюхал тетиву, — искусственным воском, но в меру, не перетяжелили.
Выпрямился, натянул лук до уха.
— Килограммов сорок с лишком, хорошо со стен бить, — прикинул старый лучник. — Серьёзно. Как раз для тебя, сынок. Держи свою обнову!
— Спасиб, батя! — просиял Жёлудь. — Не подведу!
— Пристрелять бы тетиву, — сказал Щавель. — Ничего, успеешь в походе. В первые дни всё равно быстро не покатим. Завтра у нас будут сборы в дорогу, а сейчас, парни, приводим себя в порядок. Мы идём на княжеский пир!
ГЛАВА ШЕСТАЯ,
в которой люди гуляют на княжеском пиру и лицезрят безумие бардов
Ватага опоздала к началу. Скопившимся у парадного крыльца нищебродам уже вынесли подачку, однако до объедков, как заметил Щавель, было далеко.
На нижней ступеньке нагло расселся измождённый мужчина лет сорока пяти, с серебристым ёжиком волос, посреди которого топорщился крашенный соплями зеленоватый ирокез. Одет мужчина был в драный шведский свитер и растянутые на коленях портки. Он угрюмо глодал варёную рыбу, сплёвывая кости обратно в шлёнку.
Щавель остановился.
— Здравствуй, Лузга.
Мужчина зыркнул исподлобья, ощерился волчьи.
— Щавель? Тебя-то как старого занесло?
— Князь пригласил, — с достоинством ответил Щавель. — Ты почто рыбу какую-то жуёшь, словно зимогор, на паперти?
— Да я хоть хрен жую, да на воле живу, — огрызнулся Лузга.
— Идём с нами.
— Я жетон свой вчера потерял, а, может, пропил. Да чёрт с ним!
— Ерунда, уладим.
— Кто раба пустит?
— Не парься.
— Это уд в гузне парится, а я обедаю.
— Идём, — терпеливо повторил Щавель.
— Хы, — Лузга вытер руки о башку, отставил миску, к которой тут же метнулись нищеброды, и с ленцой поднялся. Двигался он развязно, как на разболтанных шарнирах, привычно ставя в известность окружающих о своей возможности в любую секунду положить на них огромный болт.
Вход по праздничному делу пас усиленный наряд. Щавель предъявил пригласительный жетон, кивнул на спутников,
— Эти трое со мной.
— Пропуск на одного, — процедил ражий детина в красном золотогалунном кафтане.
— Елду сосёшь, губой трясёшь? — немедленно залупился Лузга.
По невидимому сигналу подтянулась четвёрка дюжих молодцов внутреннего поста с дубинками на поясе.
— Шли бы вы по добру, по здорову, — дружинник попёр на дармоедов, затеяв массой выдавить их с крыльца, но натолкнулся на холодный и жёсткий взгляд Щавеля. Рука сама потянулась к дубинке.
— Не вздумай, — сказал Щавель. — Яйца оторву.
Неизвестно, чем закончилось бы, однако из кремлёвского нутра вынырнул Иоанн Прекрасногорский. Молодой чиновник был принаряжен, опрятен и трезв. Должно быть, мудрый князь приставил следить за входящим трафиком.
— Здравствуй, командир Щавель! — мгновенно сориентировался он. — Ты как раз вовремя.
Дружинники расступились, с недоверием и долей испуга глядя на невзрачного человека с глазами как ледяной меч. Командир — начальник тысячи воинов, внушал уважение и страх. Всех новгородских командиров кремлёвская охрана знала в лицо, то были бояре и они давно сидели за княжеским столом. Неизвестный командир вызывал тревожные мысли. Кто ведает, чего ждать от незнакомца? Захочет — убьёт и ничего человеку за убой холопа не будет. Мог и муды оторвать, как обещал. Он, если боярин, то стой да терпи, пока рвёт, иначе на кол.
Богатая череда переживаний отразилась на лицах дружинников. Головы поникли, а понты разбились вдребезги.
Иоанн Прекрасногорский вышел на крыльцо.
— Со мной трое, — предупредил Щавель. — Мой сын Жёлудь, Лузга, и вот этот ухарь в красном колпаке, Михан.
— Не похож на матроса, — пошутил Иоанн.
— Станет, — обронил Щавель. — Попадёт на галеры… или на рею, ворон кормить.
— Проходите, гости дорогие, — рассмеялся Иоанн. — Рад видеть вас за большим столом. И тебя, уважаемый Лузга, тоже.
— Имал я вас в попу и, наверное, в жопу, — от чистого сердца признался Лузга. — Всю вашу гадскую систему и тупорылую канцелярию!
— Вынужден правилами внутреннего распорядка осведомиться, нет ли у вас при себе оружия?
— Лузга, у тебя есть оружие? — спросил Щавель.
— Нет, — серьёзно ответил Лузга.
— У нас нет оружия, — сказал за всех Щавель. — Веди спокойно, почтенный Иоанн. Кстати, не чрезмерно ли нас набралось?
— Ты, командир Щавель, волен привести кого угодно и сколько угодно, — известил Иоанн, сопровождая ватагу в трапезный зал. — В разумных, естественно, пределах.
— Да базар нанэ, порожняк ты гонишь, — Лузга шкандыбал, засунув руки в карманы. — Базар тебе нужен!
Гул, доносящийся из распахнутых дверей, превратился в оглушительный гомон, когда они вошли в зал.
— Тебе, — вежливо напомнил Иоанн, — среди людей места нет.
— Помню я, с вами хрен забудешь, — насупился Лузга. — Люди… такие козлы!
Запахи… Парни широко раздували ноздри, вертели головой, глаза их засверкали. Ароматы жаркого и печева обрушились на них со всех сторон, и с каждой стороны разные.
Середину трапезного зала занимал огромный общий стол, густо обсаженный людьми. К дальнему его краю примыкал серёдкой стол княжеский, высившийся на особом приступочке. Вдоль стен тянулись столы поплоше. Возле окон пировала мутная шлоебень и молодёжь, возле двери ютились барды, эльфийские евнухи, танцоры, акробаты и шуты, а также вольная, но полезная чернь. К ним сразу же направился Лузга.
