Никогда не видели живого лося.
Наверное, прикидывают, каково мое мясо на вкус, подумал Локкер с отвращением. Лучше бы идти на двух ногах - людям сравнительно реже хочется убить того, кто похож на них внешне. Но короткий шаг и короткое дыхание Старшей Ипостаси не приспособлено к долгим переходам.
Ладно, рискну.
Чем светлее становилось, тем больше машин появлялось на шоссе. Локкер шел по обочине навстречу движению; автомобили гудели на него и мигали фарами, один тяжелый грузовик резко вильнул в сторону - и Локкер перемахнул через канаву, отделяющую шоссе от поля, чтобы не попасть под колеса.
Я действую людям на нервы, думал он. Они видят чуждое им живое существо, и многим из них хочется просто его убить. Или, по крайней мере, напугать. Может, они сами меня боятся.
Только мне от этого не легче.
Ближе к полудню Локкер вспомнил о том, что хорошо бы перекусить. Любовь не способствует набиванию брюха, сражения - тоже. Локкер в последнее время кормился от случая к случаю, Ирис смеялась, что любовный недуг оставил от него одну шкуру на костях. Но в полях нечего было съесть - овощи люди давно убрали, а жухлая трава не представляла ни малейшего интереса. Добравшись до зарослей вербы и краснотала, растущих вдоль дороги, Локкер отщипнул веточку - но она была неприятна на вкус, будто вся насквозь пропиталась бензиновыми парами. Локкер печально вздохнул и решил не обращать на голод внимания. Перешел с шага на рысь.
Мутный солнечный свет еле просачивался через тяжелую гряду облаков, когда Локкер подошел к синей табличке, обозначающей въезд в населенный пункт - деревню Горбыли.
Шоссе делило деревню надвое. По обе его стороны стояли жилища людей, деревянные дома, выцветшие и потемневшие от времени и непогод, огороженные покосившимися заборами. Над штакетниками и ржавой сеткой, прибитой к столбам, виднелись плодовые деревья. Листья на них уже пожелтели и начали облетать, но ветки и кора, как Локкер знал точно, еще сохраняли совсем летний вкус.
Локкер опечалился. Он любил и сами яблоки, и яблоневые ветки, но не сомневался, что попробовать их здесь, чтобы чуточку утолить голод, не удастся.
Люди терпеть не могут, когда лоси портят яблони. А люди, населяющие деревню - хмурые и серые лицами, в ватниках и высоких сапогах - и без того показывали, насколько не рады видеть его тут. "Смотрите-ка! Лось, растак! - Ишь, из леса приволокся..."
Маленький ребенок, девочка лет пяти, в грязной оранжевой куртейке, неровно стриженая, с личиком и руками, красными от холода, восхищенно смотрела на него между рейками забора, потом протянула надкушенное яблоко. Локкер бы съел, он испытал настоящую признательность - но стоило ему нагнуться за угощением, как толстая женщина выскочила на крыльцо и пронзительно закричала:
- Дура, а ну пошла домой! Джем, взять его, взять!
Откуда-то из-за дома выскочил тощий кривоногий пес и с лаем кинулся на забор. Локкер пошел прочь. Он неплохо относился к собакам - недаром же Рамон был его старым и лучшим товарищем - и умел их понимать, но здешний бедолага, пестрый полукровка с глупой мордой, вряд ли даже умел перекидываться. Старшая Ипостась его души, похоже, просто не повзрослела - а может, это был какой-то умственный изъян, мешающий его главной сути приподняться над Зверем.
Но, как бы то ни было, пес оставался псом - и все деревенские псы забрехали из солидарности со своим собратом. Маленькая шавка, грязно-белая, с неопрятно свалявшейся шерстью, сунулась Локкеру почти под ноги, пытаясь укусить - но ему стоило только резко обернуться, как собаку унесло куда-то вглубь ближайшего двора. Неприятная Стая - не было среди этих собак двоесущных.
Несколько мужчин на автобусной остановке обсуждали Локкера с откровенным гастрономическим восхищением. Давнее правило - с горожанами, как говорят, бывает по-всякому, но для жителей деревни любые жители леса четко делятся на съедобных и несъедобных. Локкер знал, что для этих людей он - еда, особенно в нынешние непростые времена. Невольно ускорил шаги - и вдруг попал в струю потрясающего запаха, теплого знакомого запаха свежего хлеба.
В маленьком домишке, похожем на вагончик, снятый с колес, расположился магазин, и судя по запаху, там продавали хлеб. Когда Локкер гостил у Хозяина, у Хольвина, его всегда угощали хлебом. Хлебом и молоком - лучшая человеческая еда.
Локкер подошел поближе к магазину, задумавшись, почти проигнорировав кинувших врассыпную старух. Что я тут делаю, подумал он. Просто голоден - и что из того? Люди в таких местах не дают хлеба просто так, за него берут деньги. Где я возьму деньги?
Ощущение опасности вывело его из задумчивости. К магазину бежал человек с охотничьим ружьем, а с ним еще несколько безоружных. Локкер перекинулся, повернувшись к людям лицом.
Бегущие разочарованно замедлили шаг. Вопреки общим предрассудкам убитый двоесущный иногда все же остается в той Ипостаси, которую застигла смерть. Местные жители, как Локкер и ожидал, знали об этом - может быть, потому, что им уже случалось такое видеть. Так что не было у людей настоящей уверенности в том, что убийство принесет ожидаемые шкуру и мясо, и их совершенно не устраивал потенциальный труп почти такого же существа, как они сами, прямо посреди поселка. Старшую Ипостась двоесущных люди едят только в крайних случаях - в тех, когда и себе подобных ели бы.
Владелец ружья выругался в злобной досаде и крикнул:
- Убирайся в свой лес, гадина! Ишь, расплодились, зеленая кровь, чтоб вы сдохли! Оборотень поганый... - но он просто разочаровался. Может, надеялся сделать запас мяса на зиму.
Локкер чуть пожал плечами и побрел прочь. Собаки все лаяли, а запах хлеба унес порыв ветра.
Он перекидывался, подходя к населенным пунктам, проходил их на двух ногах и вновь возвращался в Младшую Ипостась, когда человеческие дома оставались позади. Шел очень быстро, больше нигде не останавливаясь и не замедляя шаг. Хотел добраться до города засветло - шестьдесят километров, сказал Хольвин.
Шестьдесят километров - не самый короткий и легкий, но, в сущности, нормальный дневной переход.
Но смены Ипостаси и нервное напряжение отняли очень много сил, и, к тому же, Локкер был голоден. Засветло он не успел - нынче уже довольно рано темнело.
Когда над темным шоссе появились целые гирлянды фонарей, а вдали замаячило широко разлившееся море острого желтого огня, Локкер понял, что здесь нужно перекинуться в последний раз. Что делать в городе зверю?
А что вообще делать в городе двоесущному?
Локкер уже собирался перекинуться, но не успел - на него с откровенным восторгом уставились два лохматых молодых человека, ждущих на пустой автобусной остановке рядом с собственными рюкзаками:
