14 глава
Ночь. Да, да…ночь. Прохладная, бархатная, угольно-черная. Точно знаю.
В памяти четкие и яркие, как никогда в жизни, образы. Я должна была умереть. Но этого не произошло. Иначе смерть просто ничем не отличается от жизни.
Открыла глаза. Темно. Может быть, ослепла? Ничего не видно. Совсем. Я испытывала жажду, но не такую как обычно. Объяснить невозможно, но ни слов не хватает, а ощущений. Закрыла глаза и снова открыла. Теперь, я уже немного видела. Может, солнце опалило зрачки и вызвало временную слепоту? Изуродовано ли тело?
Сташи… имя. Оно означает — Танцующая в огне. Почему думаю об этом сейчас? Почему выжила? Или новым утром я все-таки умру? Все мучения зря? Так больно…даже память о боли остра как лезвие ножа, так пронзительна, что хотелось завыть. Не думаю, что человеческому богу доступна жалость. Теперь, понимаю страх людей совершить грех. Странно. Внутри что-то бурлило и перекатывалось. Чужое. Так кто же я? Не человек, не упырь. Теперь еще труднее отыскать нужную дорогу. Но не у кого спросить совета.
Я лежала на камнях, свернувшись калачиком. Неужели усталость? Человеческое чувство, которое испытывала впервые. Лица пока не тускнеют в памяти. Помню все. Я вампир, мать мертва. Ее холодные пальцы никогда больше не дотронутся до моего лица. Женщина, которая дала жизнь младенцу по сделке. Смогу ли понять твою нелюбовь? То, что ушла, бросила, умерла… Запах крови…
— Эй! — Я вздрогнула. Сквозь пелену сна ощутила прикосновение. Открыла глаза и увидела юношу немного старше себя. Длинные темные волосы прятали глаза за кривой челкой. Никогда и не представляла даже, что обычный смертный заговорит со мной первым. Он тряхнул головой, откидывая волосы с лица, и спросил.
— Понимаешь меня?
Кивнула. Серые глаза с тревогой смотрели в мои. Жажда невыносима, а я очень хотела пить. Поэтому неосознанно начала затягивать. Только когда заметила, что зрачки его стекленеют, остановилась, приложив для того немало усилий. Нельзя выдавать себя сейчас. Рано. Глупо. Опасно.
— Кто вы? — спросила, с трудом разлепив губы, покрытые кровавой коркой.
— Бард. Путешествую. Ты одна? Без одежды, в крови. Кто на тебя напал?
— Не помню, — соврала я. Смешно наблюдать человеческую заботу. Как укрывает плечи плащом, поддерживает, помогая встать. Я сразу решила, он мне поможет, — ничего не помню, — губы задрожали, даже слезинки выступили в уголках глаз. Как просто оказывается притворяться.
— Бедняга. Нельзя оставаться здесь одной. Лихих людей на дорогах полно, а ты вроде рядом с городом. Как тебя угораздило вляпаться в беду? Имя то есть?
Я сделала вид, что задумалась. Неужели можно остаться таким наивным в возрасте мужа? Каждую ночь в городе кого-то убивают, но вот помощи дождаться — это вряд ли. Откуда такой добряк мог взяться? Может перед ним потаскуха, попытавшаяся обмануть клиента.
— Нет. В голове пусто. Все чужое и страшное, — чистая правда.
— Хорошо, — он, похоже, решился, — я Мэрис. Могу пока называть тебя Илзе?
Мне было абсолютно все равно. Однако скорчила жалобную рожицу и неуклюже прикрыла грудь. Надеюсь, уроки Кали не прошли даром.
— Держи, — увидела тряпку в его руках.
— Что это?
— Одежда.
Я надела предложенный балахон. Старый, потертый местами мешок с дыркой для головы и разрезами по бокам.
— Илзе, нужно спуститься вниз. Там, в городе, есть постоялый двор, — Мэрис поманил меня за собой. Он совсем не боялся поворачиваться спиной. Человек. Да, я прекрасно помнила узкую дорожку. Только в то утро вперед страх гнал, потом к смерти шла, а сейчас я могла неторопливо рассматривать каждую деталь: камушек и травинку. Жаль только, двоилось и троилось перед глазами, и смысла в том было мало.
Страх ушел, зато выкручивало кости, противно ныли мышцы рук и ног, каждое движение причиняло страдания. Никогда ничего подобного не чувствовала. Шла медленно, от обычной пластичности и легкости ничего не осталось. Может, я все-таки разрушаюсь и скоро умру? Однако долгий спуск развеял опасения.
Постепенно обычная подвижность начала возвращаться, утихала боль. Спустя еще какое-то время глаза снова стали хорошо видеть, а чувствительность тела снизилась. Но привкус чуждого внутри определенно оставался. Специально спотыкаясь, вскрикивая, чтобы человек ничего не заподозрил, я продолжала размышлять. Мэрис похоже немного не в себе. Всю дорогу что-то бормотал. На что надеялся? На выселках нас никто не пустил бы в дом, стоило лишь внимательнее присмотреться ко мне. Тем более теперь. В маленьком городе к чужакам относились с изрядной долей подозрения. После расправы над гнездом станут еще агрессивнее.
Мы вышли к окраинам, и тут я увидела пепелище. Дом матери…
Какое-то безумие овладело мной. Подошла к остывшим углям. Потом опустилась на колени и погрузила по локоть руки в жирную и черную сажу. Она того же цвета, что и дыры в душах. Мэрис сделал несколько шагов и встал за спиной.
— Ты знала ее?
Я обернулась и наткнулась на тяжелый, обвиняющий взгляд. Передо мной мужчина, а совсем не юноша.
— Да.
— Отец упырь?
— Да.
— Мать человек?
— Да.
— Сташи?
Я не ответила. Мэрис легко поставил меня на ноги. Не понимаю, как смогла принять его за человека, тем более юношу? Ничего общего. Он взял за подбородок двумя пальцами и заставил смотреть в глаза — рубиновые точки неподвижного ужаса. Мои выглядят также, когда голодна.
— Я опоздал. Отец рассказывал легенды?
— Какие?
— Значит, нет. Идешь со мной. Я легко смогу найти тебя, где угодно. Всегда. Вспомни, если задумаешь делать глупости. Убью, если попытаешься сбежать.
— Даже солнце не убило.
Мэрис наклонился ниже и его губы почти коснулись моей кожи.
— Я могу это сделать. Не обольщайся.
Угроза? Скорее предложение принять слова как данность. Хотелось укусить его. Высушить до конца. Я согнулась пополам, едва не поперхнувшись. Стошнило. Мэрис вытер мое лицо неизвестно откуда взявшейся тряпкой.
— Не думай об этом.
— О чем? — пробормотала я. Меня рвало раз в жизни, когда отравилась, укусив больную женщину. Она была практически мертвой, но я не знала. Слишком юна, мало опыта, злые сородичи.
— О крови. Том, как пьешь ее.
Я с трудом сглотнула.
— Что со мной?
— Ты перевоплощаешься.
Я снова сглотнула. Поесть… заставила себя забыть. Пошла вперед. Шагов двадцать, наверное. Потом мир куда-то провалился.
Жара. Женщина обмахивала себя подолом платья. Ничего не помогало. Полегчает только к вечеру, возможно. Последние дни погода стояла засушливая и просто невероятно жаркая для этого времени, да и вообще года. Хозяйка икнула, содрогнувшись массивным телом, и устало выдохнула. День тянулся как кисель — нудно и чрезвычайно долго. Посетителей мало. Те, что сидели за столиком вызывали страх и брезгливость одновременно. Ей не положено кривиться и перебирать клиентов, заведение переживает не лучшие времена. И все же и все же…
