Сагратиуса Мейла, аквшюнца, они подобрали на во¬сточной границе Вендии. Причем подобрали в буквальном смысле слова, потому что бывший смиренный служитель Митры валялся на дороге мертвецки пьян.
Какими путями он попал в Вендию, Сагратиус вспом¬нить не мог. Помнил только, что когда Верховный На¬ставник, наскучив его бесконечными нарушениями устава, выгнал нерадивого собрата из Обители, Мейл направил стопы к друзьям — ученикам Королевской Школы Ре¬месел — и пил беспробудно десять или двадцать дней, заливая свое горе.
Очнулся он в цепях, в караване невольников, следо¬вавшем в Стигию. По словам его хозяина, продать его не было никакой возможности — едва Сагратиус трезвел, он становился буен. А пока был пьян — не интересовал никого, несмотря на гигантский рост и большую силу. Поэтому работорговец избавился от него, сбыв за бесценок скупщикам жертв Сету, Великому Змею Ночи. И предуп¬редил, что аквилонца надо постоянно подпаивать, иначе убытки будут неисчислимы. Те не вняли совету. И на¬прасно: сообразив, что действовать надо быстро, Сагратиус выждал подходящий миг, порвал цепи, разметал обрыв¬ками сторожей, вскочил на спину ближайшей кобыле и был таков. Но на юге рисунок созвездий совсем иной, чем на севере, и потому, пытаясь попасть на северо-запад, Мейл после долгих блужданий оказался в Вендии. По его словам, правда, выходило, что он отправился в Вендию нарочно, задумав отыскать в горах легендарную Долину
Лунного Света. Правда, Долины так и не нашел — да и мудрено было отыскать ее, странствуя от кабака к таверне, а от таверны к трактиру.
Конан взял Сагратиуса с собой, предполагая за хоро¬шее вознаграждение пристроить его к какому-нибудь ка¬равану, идущему на запад. Но вскоре обнаружилось, что несостоявшийся жрец Митры, обладатель бездонного веч¬но голодного чрева и вечно пересохшего горла, задира и весельчак, — спутник полезный и приятный. Силла вор¬чала несколько дней, но быстро успокоилась — после того, как в результате их с Конаном совместной вылазки оказалась с ног до головы увешана золотыми украшени¬ями. Сагратиус добыл ей полный свадебный наряд рани Саватери, младшей дочери князя тех земель.
И последний их спутник, Кинда, оказался в маленьком отряде так же случайно, как и все остальные. Конан и Сагратиус отбили карлика у его соплеменников. На гра¬нице гирканских пустошей и поросших лесом предгорий все еще обитал древний народ птулькутов, Людей Степи.
Мужчины и женщины этого племени были некрасивы, низкорослы, с длинными, чуть ли не до колен руками, с плоскими, но очень выразительными лицами. Несмотря на маленький рост, в руках их таилась невиданная сила. Позже, когда Кинда оправился от побоев, Конан дважды боролся с ним под азартные вопли и свист Сагратиуса и Силлы. И оба раза ни один из них не одержал верха — а киммериец был чуть ли не на две головы выше пульт-куга.
Карлик провинился в том, что не позволил своему брату, вождю Людей Степи, взять в жены собственную дочь. Не потому, что это было не принято, как раз наоборот, считалось, что родственная кровь, умножаясь, порождает все более сильное потомство. Но девочке было всего шесть зим от роду, она никак не годилась ни в жены, ни тем более в матери. На стороне Кинды был здравый смысл, но на стороне вождя — древние обычаи.
А они гласили, что если жена вождя умерла, не дав потомства мужского пола, он должен во благо племени взять в жены свою старшую дочь и как можно скорее зачать ребенка.
Девочка умерла наутро после брачной ночи, и Кинду обвинили в том, что он из злобы навел порчу на свою же кровь. Все мужчины племени собрались у его земля¬ного дома, выволокли его наверх и погнали в степь, забивая камнями.
Конан с друзьями прибыли как раз вовремя: особенно меткий камень попал Кинде в висок, он упал лицом в траву и замер, ожидая смерти.
Появление верховых, из которых двое были хорошо вооруженными гигантами, вмиг разогнало толпу. Конан не стал их преследовать, только Силла послала вдогонку несколько стрел.
Пульткут пришел в себя только к закату. Долго сидел у костра, молча раскачиваясь из стороны в сторону. По всем законам привычной ему жизни он должен был уме¬реть, и то, что этого не случилось, вызывало у Кинды глубокое недоумение и даже разочарование.
Но рано утром он встал лицом к восходящему солнцу и пропел что-то надрывно-протяжное, похожее на вой белых волков заснеженного Ванахейма. После чего на скверном туранском объявил, что нежданные спасители, пришедшие со стороны пустыни, должно быть, посланцы его отца, бога Песчаного Смерча, который живет там, где души умерших громоздят бархан на бархан, а живым бывать запрещено.
— Кинда умер в Мире Степи, ему туда больше нель¬зя, — заявил он. — Он родился в новом Мире, который начинается от другого края Обители Отца. Теперь Кинда пойдет в этот Мир и узнает, каков он.
Так Север, Юг, Запад и Восток объединились в этой четверке. После недолгого обсуждения новые друзья решили идти еще дальше на восток, до самого Кхитая, и узнать, на что на самом деле похож Край Мира.
Все, кроме, пожалуй, одного Кинды, были с детства наслышаны о сказочных сокровищах Империи Нефрита и Шелка. Конан давно мечтал побывать в Городе Тысячи Драконов и проверить, правда ли хоть сотая доля того, что рассказывают о тех краях праздные глупцы.
А болтали, и впрямь, всякое. И о ломящихся от золота сундуках богачей, и о храмовых идолах, самодовольных и пузатых, с глазами из черных агатов и полной пастью зубов-аметистов. О нефрите, который так обилен в тех краях, что из него делают даже ночные горшки. О стру¬ящихся шелках, легких, точно крыло бабочки, и ярких, словно радуга. Об огромных опахалах, сделанных из перь¬ев сказочной птицы Рух, гнездящейся на краю света, опахалах столь тяжелых, что требовалось двое рабов, чтобы обмахивать им скучающего вельможу… Последнее, впрочем, Конана интересовало мало — едва ли подобную диковину удалось бы запросто унести — но одна только мысль о прочих богатствах таинственного края застав¬ляла сердце бывшего шадизарского вора учащенно биться.
Четверо охотников за праздными сокровищами подхо¬дили все ближе к сладко дремлющей в аромате цветущих вишен столице, а та и не подозревала, какая страшная угроза нависла над ее многоярусными храмами и высо¬кими дворцами с покатыми красными крышами.
…Принц Римьерос, герцог Лара, также двигался к сто¬лице, и его приближением — вернее, приближением чу¬жого закованного в латы войска, о мощи и слаженности действий которого ежедневно доносили во дворец согля¬датаи, — при дворе Императора были обеспокоены го¬раздо больше, чем какими-то оборванцами, бродящими по лесам у западных границ.
