Единственное, что у всех обитателей Айслака было общим и одинаковым, — это, к сожалению, нищета. Город, конечно, некогда процветал, причем не так уж давно. Например, этот монорельс был настоящим шедевром инженерной мысли, но, увы, уже начинал ветшать и изнашиваться. Сохранившиеся старинные дома — архитектура которых казалась мне не просто приемлемой, а великолепной — выглядели обшарпанными; к тому же их совершенно задавили толпившиеся вокруг небоскребы как великаньи, так и кукольные, а также строения, больше всего похожие на конюшни, на клетки для кур или на кроличьи норы — какое-то строительное рагу, сделанное из самых дешевых материалов и казавшееся на редкость жалким и рахитичным. Да и сами жители Айслака выглядели не лучшим образом; многие и вовсе были одеты в настоящие лохмотья. Некоторые из самых шерстистых или пернатых обходились исключительно собственным «покровом». Тот, покрытый зелеными листьями парнишка носил скромный фартучек, однако его узловатый шершавый, точно ствол дерева, торс и такие же конечности были обнажены. Эта страна явно пребывала в глубоком, затяжном экономическом кризисе. Ай Ли А Ле сидела за столиком уличного кафе, находившегося по соседству с тем заведением, в котором она работала. Она улыбнулась мне, кивком приглашая тоже присесть. Перед ней стояла маленькая мисочка с охлажденным кледифом со всякими сладкими приправами, и я заказала то же самое.
— Расскажите мне, пожалуйста, о Запрете, — попросила я.
— Когда-то мы выглядели так же, как и вы, — начала она.
— И что же вдруг случилось?
— Ну… — она смутилась. — Видите ли, нам всегда нравилось заниматься наукой…
Вот в сокращенном виде то, что мне поведала Ай Ли А Ле. Сильной стороной жителей Айслака были практическая физика, агрономия, градостроительство, инженерные искусства, изобретательство, однако они были слабоваты в гуманитарных и естественных науках, особенно в истории. Да и теоретический подход у них явно хромал. Короче, в Айслаке имелись свои эдисоны и форды, но не было ни своего Дарвина, ни своего Менделя. Когда их аэропорты в итоге достигли примерно нашего уровня (а может, и хуже!), они научились путешествовать по иным мирам, и в одном из них лет сто назад один их ученый открыл для себя генетику и привез эти драгоценные знания домой. Эта наука всех восхитила, и айслакцы мгновенно овладели ее основными принципами. Точнее, не совсем овладев ими, вовсю стали их применять к любым разновидностям живой материи.
— Основное внимание наших ученых было, естественно, обращено на растительный мир, — рассказывала Ай Ли А Ле. — Они «учили» съедобные растения давать больший урожай, лучше сопротивляться болезнетворным бактериям и вирусам, самостоятельно убивать насекомых и так далее.
Я кивнула и сказала:
— Мы тоже ставим много подобных опытов.
— Правда? А вы… — Она смутилась, Видимо, ей было очень трудно задать тот вопрос, на который очень хотелось услышать ответ. — Видите ли, я вот, например, кукуруза, — застенчиво призналась она.
Я на всякий случай проверила, правильно ли перевел мне это слово мой трансломат. Да, «услу» значит «кукуруза, маис». Я заглянула в толковый словарь, но и там говорилось, что услу на Айслаке и кукуруза в моем мире — это одно и то же растение.
Я знала, что одной из загадочных черт кукурузы является то, что у нее нет диких аналогов, есть только весьма дальний предок, в котором вы бы никогда не признали теперешнюю кукурузу, которая представляет собой искусственно выведенное растение, созданное путем многолетней селекции и скрещивания, плод труда многочисленных собирателей растений и простых земледельцев. Можно сказать, чудо ранней, эмпирической генетики. Но какое отношение кукуруза имеет к Ай Ли А Ле?
Ай Ли А Ле с ее чудесными густыми золотистыми, цвета пшеницы, волосами, заплетенными в толстые косы…
— Она, правда, составляет только четыре процента моего генома, — словно извиняясь, сказала она. — Хотя там есть еще полпроцента генома попугая, но это рецессивный ген, слава богу!
Я все еще пыталась осознать то, в чем она только что призналась. Наверное, она сразу поняла, каков будет мой ответ на ее так и не произнесенный вслух вопрос, — догадалась по моему потрясенному молчанию.
— Это были совершенно безответственные люди! — сурово заявила она. — Со всеми своими программами, политикой и стремлением все сделать лучше, они вели себя, как полные глупцы. По их милости на свободу вырвались совершенно неведомые им силы; все живое стало смешиваться, как попало. За десять лет они умудрились начисто уничтожить такую важную сельскохозяйственную культуру, как рис. Семена его улучшенных разновидностей оказались стерильными. Последовавшие за этим голодные годы были поистине ужасны… А бабочки! У нас ведь раньше были бабочки! А у вас они есть?
— Да, некоторые виды пока сохранились, — сказала я.
— И делету у вас сохранились? — Мой трансломат сообщил мне, что это разновидность поющих светлячков, ныне полностью истребленных. Я с грустью покачала головой:
— Нет, делету у нас нет.
Она тоже с грустью покачала головой.
— Я вот никогда в жизни не видела ни одной бабочки или делету! Только на картинках… Их уничтожили с помощью особых инсектицидов, этих клонов-убийц. Но и это ученых ничему не научило! Ничему! Уничтожив бабочек, они взялись за животных и людей. Они принялись их «улучшать»! Это был кошмар! Собаки, умевшие говорить; кошки, умевшие играть в шахматы; люди, которым было уготовано стать гениями и, никогда не болея, прожить не менее пятисот лет! О да! У нас тут и до сих пор полно говорящих собак, и порой они просто невыносимы со своей бесконечной болтовней об одном и том же — секс, испражнения, запахи, запахи, испражнения, секс. «Ты меня любишь?» — «А ты меня?» Ненавижу говорящих собак! Мой королевский пудель Ровер не говорит ни слова, дорогой мой мальчик! А потом появились эти… «гуманоиды»! Теперь нам никогда не избавиться от нашего Номера Первого. Это здоровенный кровожадный ГИПО. Ему сейчас девяносто, но выглядит он лет на тридцать и будет так выглядеть еще как минимум четыре столетия. И столько же будет оставаться Номером Первым. Этот набожный лицемер, этот глупец, этот жадный мелкотравчатый злобный ублюдок представляет собой, с точки зрения наших ученых, идеальный тип мужчины-производителя. Ему никакой закон не писан. И к нему, естественно, Запрет не имеет ни малейшего отношения. Но я все же не считаю, что Запрет был принят неправильно. Нужно же было хоть что-то предпринять! Все складывалось просто чудовищно. Когда пятьдесят лет назад до них дошло, что генетические хакеры просочились во все лаборатории, половина технического состава — сплошные биофанатики, а церковь владеет секретными предприятиями в восточном полушарии, сознательно разворачивая нашу генетику в сторону всеобщей гибели… К счастью, большая часть созданной ими продукции оказалась нежизнеспособной. Но очень многие их творения выжили и существуют до сих пор. Тут уж хакеры постарались на славу. Одни эти люди-куры чего стоят!.. Вы, кстати, их видели?
