Многоликий молча смотрел на меня, а Данила испуганно прижался к моему боку, словно напоминая мне, что сейчас главное – доставить его домой, к маме.
В этот момент заявились гномы со своими неизменными вещмешками, оружием и инструментами, и мы все вместе спустились на поляну перед Черной скалой.
Здесь нас уже ждали шестеро всадников и четыре оседланные лошади. Зопин тут же обвел нашу компанию взглядом, прикинул что-то в уме и заявил:
– Это что, коняшка для меня? – И, не дожидаясь подтверждения, продолжил: – И не подумаю карабкаться на этого зверя, у меня головка закружится и я с него упаду!… А если я упаду с такой высоты, то я могу сильно ушибиться!… Нет, я пойду пешком… И коняшке ножки топтать не придется…
Опин покачал головой и тоже пробурчал:
– На этот раз я полностью согласен со своим… – он поглядел на Зопина и закончил: – …товарищем.
– Может, все-таки попробуете, господа гномы? – повернулся к ним. Многоликий. – Я ведь собирался подарить этих коней вам…
– Ага, кормить его!… – перебил Многоликого Зопин. – Он же ест небось как… лошадь! Где ж я ему столько пропитания найду. Тут каждый день думаешь, как бы самому голодному не остаться, а тут тебе еще лошадь-дармоеда дарят… Нет, спасибочки, она вам в хозяйстве нужнее!
– Если ваша Многоликая милость изволит думать о подарках, – вкрадчиво вступил в разговор Опин, – то, конечно, лошади – это щедрый дар… По вашим, по людским меркам… А нам, гномам, вы лучше бы подарили холмик-другой или горушку какую завалящую. Мы и ростом для лошадей не вышли и все больше в скалах да в земле привыкли копаться. И проходы наши в скалах… Вон, спросите Белоголового, он наши подземные ходы крысиными норами обозвал, куда уж лошадь в них заталкивать…
– Ну и какая же горушка… – Многоликий улыбнулся, – …завалящая вам по нраву бы пришлась?…
Зопин открыл было рот, но тут же получил от Опина локтем по пузу и промолчал.
– Так вот аккурат в начале Северной гряды такая есть. Лесистая ее называют. Вот за нее мы бы великое спасибо сказали. И тебе невелик убыток, а мы бы себе там домик построили. – Опин жалостливо опустил уголки рта.
– Ну что ж, подождите минуту, – снова улыбнулся Многоликий и, перекинувшись уже знакомой нам птицей, устремился к вершине скалы. Через несколько минут он вернулся и вручил Опину именной указ о пожаловании гномам Опину и Зопину, за чрезвычайные заслуги, горы Лесистой в Северной гряде. Указ был выписан каллиграфическим почерком на прекрасной гербовой бумаге. Зопин собрался очень внимательно рассмотреть этот документ, но Опин быстро скатал указ и спрятал за пазуху, пробормотав что-то вроде «ну нам пора…»
Нам действительно было пора. Я помог Даниле устроиться в седле одной из лошадей, сам вскочил в седло другой и наклонился к Опину:
– Где мы встречаемся?…
– Вы поедете по дороге в сторону гор… Пока эта дорога будет видна… Я думаю, сегодня вы дальше Задумчивого ползуна не уедете… – Он посмотрел на Зопина.
– Нет, не уедут… Куда им на лошадях-то… – покачал тот головой.
– Значит, так и договорились… Вечером у Задумчивого ползуна мы вас найдем… Или вы нас…
– Да кто это – Задумчивый ползун?… – спросил я.
– Не кто, а что… – назидательно ответил Опин. – Задумчивый ползун – это…
– Не говори!… – встрял Зопин. – Сам догадается… – И он хитро на меня посмотрел.
– Хорошо, постараюсь, – улыбнулся я гному.
– Трогаемся! – подняв голову, скомандовал я и повернулся, чтобы махнуть рукой гномам, но тех уже возле скалы не было.
Многоликий в одиночестве смотрел нам вслед, пока мы огибали Черную скалу. Но вот он скрылся за отвесным гранитом, и тут до нас донеся его крик:
– Возвращайся, Белоголовый! Я буду ждать!… – А еще через секунду над нами пронеслась огромная зеленая птица с отливающими бронзой концами крыльев.
Мы недолго ехали по дороге: как и предупреждал Опин, она скоро исчезла в загустевшей траве. Видимо, в сторону гор мало кто ездил – это был, по здешним меркам, конец света. Наши кони, почти не понукаемые, шли неспешной рысью по густому летнему разнотравью лугов. К середине дня окружающая местность стала меняться. Появились холмы, и лошади, сберегая силы, начали петлять между ними по низинам. Спутники наши ехали молча, то ли не желая навязывать нам свое общество, то ли считая нас слишком высокопоставленными особами. Только когда я спросил одного из гвардейцев, выглядевшего наиболее внушительно, сколько продлится наше путешествие, он коротко ответил:
– Около шести дней, Белоголовый… – но дальше беседу поддерживать не стал, а послал свою лошадь на вершину ближайшего холма, чтобы оттуда осмотреть окрестности.
Черная скала толстым корявым пальцем маячила за нашей спиной, а впереди, ничуть не вырастая, стояли синие горы, чуть розовея вершинами.
Данила вовсю наслаждался конной прогулкой, нисколько, по-видимому, не страдая от длительного общения с седлом. «Ну вот и еще один вид спорта ты у меня освоишь… – подумал я с легкой усмешкой. – Будешь почти готовый пятиборец…»
Где-то в середине дня мы остановились на короткий привал и обед, а затем двинулись дальше. Солнце медленно катилось к горизонту, когда впереди, за невысокими холмами, показалось странное серовато-бурое искристое образование, напоминавшее излом огромной гранитной глыбы. Только в отличие от гранита, мрамора, туфа и других окаменелостей эта масса явно, хотя и очень медленно, двигалась. Я сам обратил на этот феномен внимание только после того, как Данила, направив свою лошадь ко мне, громко прошептал:
– Дядя Илюха, вон та каменюка ходит!…
Я пригляделся и вначале ничего не заметил. Но когда я приостановил свою лошадь и внимательно понаблюдал за указанным объектом, мне стало ясно, что мой маленький спутник оказался гораздо наблюдательнее меня.
Я приблизился к командиру нашего сопровождения и молча указал в сторону движущейся скалы. Он также молча повернул отряд в указанном направлении. Странная движущаяся скала была ясно видна, однако добираться нам до нее пришлось довольно долго. Солнце уже успело зайти за горизонт, вечерний воздух посвежел так, что Данила натянул на голову капюшон, а я подумывал, не достать ли мне из седельного мешка дареную шкуру. И тут, обогнув очередной холм, мы в быстро надвигающихся сумерках увидели предмет своего интереса. Это действительно была огромная, совершенно голая, поблескивающая слюдяными вкраплениями скала размером с трехподъездный четырехэтажный дом. И эта глыба гранита явственно перемещалась. Пройденный ею путь был отмечен здоровенной колеёй с вырванной и перемолотой травой, поломанными, втоптанными в землю кустами и деревцами.
