– Нам надо предупредить ее, чтобы вы не сверкали вашими новыми дружками, – припомнил Рис.
– То есть?.. – Я показала на бабочку. Он кивнул.
– Ему не доставит удовольствия, что у нас знаки появились, а у его народа – нет.
– Королева уже нас видела?
– Она сюда приходила и видела все, что могла, – сказал Дойл.
– Почему это звучит так зловеще?
– Она очень воодушевилась, – очень сухо проговорил Рис.
– Что мы пропустили?
– Вам же лучше, что вы это пропустили.
Дойл кивнул.
– Не удивляйся, если твоя тетя предложит тебе как-нибудь навестить ее постель. – Он нахмурился. – Странно, впрочем, что она сняла запрет с Никки и Бидди. Они вольны заняться сексом, как только он будет достаточно хорошо себя чувствовать. Все это очень ее порадовало. Взорванная стена, выбитая дверь... Окрылившиеся феи-крошки. Водоем без воды. Она, похоже, пришла в...
– Экстаз, – закончил Рис.
Я вздрогнула, и бабочка взмахнула крыльями, словно почувствовав мое беспокойство. Ее тельце опять напряглось. Мне показалось, что я чувствую движение ее ножек у себя под кожей. Пришлось сделать несколько глотательных движений, чтобы желудок слегка успокоился.
– Опять зашевелилась? – сочувственно спросил Гален.
Я кивнула.
– Мне не нравится, когда она скребет ножками.
Я опять кивнула.
– Не переживайте, – подбодрил нас Рис. – Они недолго буду ими активными.
Отворилась дверь, в нее просунулась голова в шлеме.
– Ужин принесли, Дойл, – сказал Адайр и добавил, взглянув на меня: – Приятно видеть, что ты пришла в себя, принцесса.
– Это и чувствовать приятно, – ответила я. Я хмуро оглядела комнату. – Хотя немножко света не помешало бы.
Со стен тут же полился свет, обычный свет ситхена, вездесущий и неизвестно откуда бравшийся.
– Ой-ой, – сказал Рис.
– Что? – спросила я.
– Когда в твоей комнате погас свет, он погас везде, – объяснил Дойл.
– И что мы ни делали, он не загорался, – добавил Рис. Я проглотила непонятно откуда взявшийся комок в горле:
– Пока...
– Пока ты не попросила побольше света, – сказал Рис. – Да-а, королева будет испытывать весьма противоречивые чувства по поводу новоявленной влюбленности ситхена в тебя.
– И какие?
– Радость из-за твоей силы и бешенство из-за того, что ее саму ситхен больше не слушается.
Я облизнула пересохшие губы.
– Довольно, пусть поедят.
Дойл велел внести еду.
Китто втащил поднос, а прочие принесли напитки. Холод был первым в веренице стражей, несших только оружие. Он посмотрел на меня и улыбнулся так, как улыбался мне одной. Если у него и были какие-то заморочки насчет наших новых "татуировок", как у Дойла, то внешне ничего не проявлялось. Может, он просто был слишком рад видеть меня в сознании. А может, он меньше беспокоился о силе и власти, чем Дойл. Или, может, я не настолько хорошо понимала двоих моих мужчин, как мне казалось. Я – и не понимаю мужчин моей жизни? Да, в это я могла поверить.
Мяса в рагу хватало в избытке, сок был густым и темным, с легким привкусом темного пива, компенсирующим сладость лука. Мэгги-Мэй знала, что мне нравится, а это блюдо входило в число моих любимых еще до того, как мы с отцом покинули волшебную страну ради мира людей. Мне тогда было шесть лет. В глазах у меня защипало, и горло сдавило. Рагу было точно таким, как всегда. Как хорошо, что есть вещи, которые не меняются, которые всегда остаются такими, как были.
– Мерри, – позвал Гален, – ты плачешь?
Я отрицательно качнула головой, но потом кивнула.
Он обнял меня за плечи той рукой, на которой не было бабочки, притянул поближе. Наверное, я слишком перегнулась в талии, потому что моя собственная бабочка возмущенно затрепыхалась. От ощущения ее возни рагу тяжело бултыхнулось в моем животе. Я села очень прямо. У меня и так неплохая осанка, но до тех пор, пока бабочка не превратится в татуировку, горбиться мне никак нельзя.
– У тебя что-то болит? – спросил Дойл.
Я покачала головой.
– Ты поморщилась как от боли.
– Бабочке не нравится, когда я горблюсь. – Голос у меня был много суше, чем глаза. По голосу никто не догадался бы, что я плакала.
Китто отвлекся от сервировки стола и тронул пальцем мою щеку. Когда он отнял палец, на нем блистала слезинка. Китто поднял палец к губам и слизнул каплю влаги.
Я невольно улыбнулась, и от улыбки слезы полились быстрей, словно серьезностью я удерживала слезы.
– Рагу – одно из любимых моих блюд. И оно такое же. Все вокруг изменилось, а оно нет. И я не уверена уже, что все перемены – к лучшему.
Я прислонилась к теплому плечу Галена, посмотрела на остальных – и вдруг поняла, чего мне хочется.
– Поцелуйте меня, – сказала я.
– К кому ты обращаешься? – спросил Холод.
– Ко всем вам.
Гален наклонился ко мне, и я подняла лицо ему навстречу. Наши губы соприкоснулись, и мое тело среагировало самопроизвольно. Руки метнулись вверх и обняли Галена. Пальцы скользили по его теплой наготе – это не было прелюдией к сексу, просто дважды за один день я думала, что тьма поглотит одного из нас или обоих сразу, и мы никогда уже не обнимем друг друга по эту сторону могилы.
Мы целовали друг друга, его руки сжимали меня нежно и твердо, и слезы из моих глаз полились быстрее.
Гален прервал поцелуй, но прижал меня еще крепче, повторяя:
– Не плачь, Мерри, ну что ты...
– Пусть выплачется, – сказал Рис. – Не так уж плохо, когда женщина проливает по тебе слезы.
Он шагнул ко мне и вытер мои слезы здоровой рукой.
– Есть здесь парочка слезинок ради меня?
Я молча кивнула и тронула повязку у него на руке. Он пошевелил пальцами.
– Это пройдет.
Я опять кивнула.
– Я послала тебя в метель и даже не сказала "До свидания". Он нахмурился, в единственном глазу отразилось недоумение.
– Ты не настолько меня любишь, чтобы лить слезы из-за того, что не поцеловала на прощание. – Он вытер мне вновь показавшиеся слезы, все еще хмурясь.
Я вгляделась в его лицо, в шрамы, заместившие глаз задолго до того, как я появилась на свет. Провела пальцами по избороздившим кожу рубцам. Я положила руки ему на плечи, притянула его к себе и поцеловала тонкую кожу шрамов на месте глаза.
Я зарыдала сильней при мысли, что он прав, что я недостаточно люблю его. Я не понимала, почему эта мысль была так горька, просто чувствовала что-то неправильное. Неправильно, что я послала его в холод и тьму и даже не побеспокоилась сказать несколько слов на прощание. Если кто-то рискует жизнью ради тебя, разве это не должно тебя волновать? Разве не стоит это чего-то большего?
Я нежно поцеловала его в губы. Он ответил на поцелуй еще неуверенно, еще недоумевая, и тело его было напряжено и неподатливо. Я вцепилась в отвороты его пиджака и с силой потянула на себя, заставив его опереться о кровать здоровой рукой.
