— Твои родители погибли, потому что ты волшебник. — сказала Брунгильда. — Мне следовало раньше объяснить тебе что придётся распрощаться со своим миром.
— Тогда они бы остались живы? Но ведь дядя Саня мне не родной отец.
— Ты любил его. — ответил Магирус.
— Волшебники теряют только родителей? — горько спросил Лён.
— Нет. И братьев, и сестёр, и жён, мужей из простых людей — не магов. И особенно детей. Бывает, что дар выявляется довольно поздно, когда человек уже создаёт семью. Это проклятие Селембрис, а в чём причина — мы не знаем. Это судьба. Мы все одиноки. Впрочем, если бы не одна возможность, племя волшебников вообще исчезло бы. Мы оставляем своих детей, как все прочие люди. Редкость рождения волшебника компенсируется долгой, очень долгой жизнью. Мы удаляем от себя своих детей — в другой мир, как люди отправляют их в заколдованный лес.
— Значит, если бы я перенёс маму и Семёнова в Селембрис, они бы всё равно погибли?
Волшебники кивнули головами.
— Надо было оставить их в том мире и уходить. — сказала валькирия. — Я хотела поговорить с тобой, но не успела — Жребий помешал. Обычно всё происходит в одно-два погружения, но ты задержался очень долго.
— Да. — мрачно ответил Лён. — Я много раз мог завершить Поиск, но всё колебался. Теперь тот мир мне стал чужим. Я не хочу туда возвращаться. У меня теперь даже нет дома.
— Всё верно. — ответил Магирус. — Но, дело в том, что связь между нашими мирами истончилась. Ранее люди — не волшебники — могли сколько угодно проходить в Селембрис, если их кто-то проводил. Потом количество таких посещений стало сокращаться. Тот, кто проходил свыше определённого лимита, терял память и становился жителем этой страны. Когда ты пришёл, можно было пройти четыре раза. Потом — три, а теперь один, но скоро затянется и этот портал.
Он ошеломлённо переводил глаза с одного на другого. Отчего же так? Почему всё довольно долго было хорошо, а именно его появление словно затянуло окно между мирами?
— Я думаю, причина в том, — сказал Магирус, словно читая его мысли, — что последний потомок магического племени покинул вашу планету. На Земле больше нет волшебников — так оно всегда и происходит. Ты пришёл, и путь закрылся. Проблема ещё и в том, что миры, достигшие определённого технологического уровня, как бы кастрируют сознание своих жителей. Конечно, это метафора, люди сами обирают себя — они порождают вокруг себя химерическое пространство, неживую среду. Духовное пространство вашей планеты, словно паразитами, облеплено такими пузырями — они составляют прослойку между миром Земли и Селембрис, и она становится всё непроницаемее.
— Мне всё равно. — угрюмо ответил Лён. — Я отрекаюсь от того мира. Я житель Селембрис.
— Тогда у тебя остался последний долг перед твоим миром. — ответила Брунгильда, ласково кладя руку ему на плечо.
Магирус тоже улыбнулся, и Лён растерянно посмотрел на обоих — какой ещё долг? Перед кем?
— Прежде, чем ты отправишься на поиски Пафа, вернись домой и забери всё, что тебе дорого. Может, это фотографии, вещи какие-нибудь. Не оставляй ничего, о чём мог бы пожалеть. Но это ещё не всё. Ты не знаешь, что нынче за день?
Какой сегодня день? Когда он вышел из психушки, была явно весна, только холодно очень… А здесь так тепло. Так, что же за день?
— Тридцатое апреля. — с улыбкой сказал Магирус. — Сегодня в полночь время в вашем мире и в Селембрис совпадёт, и это будет последняя возможность пригласить кого-нибудь в наш мир. Зачем? Сегодня Вальпургиева ночь — мы отправляемся в полёт к своим истокам, а ты достиг совершеннолетия — восемнадцати лет. Так что сегодня ты впервые отправишься в полёт и можешь взять с собой спутника. Выбери того, кто тебе дорог. Сегодня мы пьём особенное вино — оно одушевляет самые диковинные фантазии. Так что, иди и подготовься, все разговоры отложим на потом.
— Кого ты позовёшь? — спросил Магирус. — Наташу?
Наташа. И она его оставила. Если бы у него была с ней связь, он бы нашёл слова, чтобы убедить её и обязательно позвал бы в эту ночь. Но Наташа сейчас где-то за границей, богатая и независимая — может, ей больше Селембрис и не нужна.
— Пойду, пожалуй. — сказал Лён магам. — Вещи соберу, Костика с Федькой навещу. Да! Я их позову!
Он вышел с волшебниками из дуба, и Брунгильда открыла перед ним котёл с заранее сваренным составом — это было волшебное вино. От него исходил чудный аромат, и Брунгильда со смехом призналась, что для несовершеннолетних это вино пахнет просто отвратительно и выглядит также, чтобы не напились и не вляпались в какую-нибудь историю. В такие ночи все ученики сидят по келейкам и носа не высовывают! Вот какое зелье нёс он с Пафнутием тогда, столько лет назад, на Лысую Горку!
* * *
Он возник возле школы, у крыльца, откуда испарился сегодня утром. В разгорячённые теплом Селембрис щёки сразу ударил холодный ветер — здесь была холодная погода и шёл слабый дождь.
Не обратив внимания на лёгкий испуганный вскрик за спиной — кто-то заметил его появление из пустоты — он направился к дому. Обошёл его и посмотрел снизу на окна своей комнаты. Вот она там, родная, тёплая, солнечная. Вон его старые лыжи на лоджии, трёхлитровые банки на шкафчике. Стёкла лоджии мутные, грязные — мама ещё в апреле вымыла бы их, а эта…
Лён сосредоточился и совершил перенос в пространстве — пока ещё он должен видеть место, куда собирается переместиться. Возникнув на лоджии, он чертыхнулся, попав ногами во всякое барахло, наваленное на полу. Облупленный трёхколёсный велосипед отлетел в сторону, попав в какой-то тюк с тряпьём. Раньше здесь было здорово сидеть в такую дождливую погоду и смотреть на улицу с большой кружкой чая. Потом Лён соверил ещё один перенос — за балконную дверь. Вообще-то ему было совершенно безразлично, есть кто дома, или нет — он в любом случае сделает то, что собирался — но всё же было приятно, что ему повезло не встретить никого из этй новой семьи.
Вдохнув пропахший мочой и пылью воздух бывшей своей комнаты, он окончательно понял, что дом этот больше не его. Достаточно иллюзий. Он уходит, и уходит в гораздо лучший мир, так что пусть эти наслаждаются…
Компьютер сдох, что, впрочем, не имеет никакого значения — в Селембрис нет электричества, так что про виртуальные игры придётся забыть навсегда. Лён без сожаления отвернулся от своей любимой машины — рвать концы, так рвать. А что ещё ему дорого в этом доме? Ни одной маминой вещи не взять — всё прибрала к своим слабым рукам Рая. Ничего не осталось и от Семёнова — что не загребли Верка с Евгением, то поимели новые хозяева.
