В щели неплотно прикрытой двери раздался какой-то странный звук — словно толкнули стул. В испуге Рая вновь открыла дверь и вошла в комнату. Что такое? Может, замыкание в электропроводке — пожара им только не хватало!
— Говорила я ему — убери компьютер, пока детей током не дёрнуло! — забормотала она, а в следующий миг застыла, враз лишившись всех ощущений, кроме чувства глубокого ужаса.
В комнате, которую она только что оставила, кто-то был. Сначала Рае мешал свет из окна, и фигура незнакомца показалась тёмной. Вор — подумала Рая и пришла в панику, представив, как он сейчас начнёт её душить. Но всё было гораздо хуже.
Человек стоял, нагнувшись перед поднятым сидением того дивана, на котором ранее спал этот Леонид. Услышав тихий скрип двери, он выпрямился, обернулся, и на Раю глянули два пронзительно-ярких глаза. Это был он — Леонид! Откуда он взялся, как проник сюда?! Эти мысли вихрем пронеслись в сознании женщины, и она безмолвно застыла в дверях, в ужасе глядя на сына мужа. Все её тайные ночные страхи, когда чудилось ей его страшное возвращение и последующий за тем кошмар, стали явью.
Мельком глянув на неё, сын мужа гнусно усмехнулся и вернулся к своему занятию. Он доставал что-то из дивана и складывал в пластиковый пакет. Закончив это недолгое занятие, он снова выпрямился и в упор посмотрел на Раю своими колдовскими глазами. Она сообразила, что сейчас он направится к двери, чтобы выйти, и поспешно скользнула в сторону вместо того, чтобы бежать из комнаты без оглядки.
Трепеща от ужаса, Рая притиснулась к стене своей хлипкой спиной и прижала холодные руки к животу. Ей казалось, что в тот момент, когда он будет проходить мимо, его ненависть поразит её, и упадёт она, словно подкошенная, на пол, бессмысленно глядя в потолок побелевшими от ужаса глазами. Николай вернётся, а она лежит — безмолвная, со вздыбленными волосами, с судорожно прижатыми к груди бледными руками, являя собой вид чудовищной трагедии. Как запричитают и заплачут дети, как муж будет трясущимися губами шептать ей что-то, но будет поздно — она уже будет недвижима.
Он не двинулся к двери, даже шага не сделал. В его руке сверкнула маленькая искра, и от этой искры высокая фигура ненавистного опекаемого словно потекла. Волна серебряного света на мгновение обволокла его тело, отчего одежда на нём изменилась сама собой — вместо толстовки и джинсов опекаемый оказался одет в сверкающие латы, а в руке вырос с лёгким гулом настоящий клинок. На голове его образовался шлем с плюмажем, а из-под поднятого забрала с насмешкой смотрели жестокие глаза. Ногой, обутой в металл, он небрежно поддал пинка колготкам Вани, отчего те улетели в коридор и со смачным шлепком ударили во что-то.
Опекаемый в своих рыцарских доспехах окутался голубым светом и исчез, а Рая поползла по стене вниз.
* * *
Николай Петрович спешил домой с радостной вестью. Никогда ещё доселе он не бывал так счастлив — наконец-то ему засветила удача! Наконец-то судьба сжалилась над ними и послала им надежду!
Это было необыкновенно! До сего момента Косицын-отец понятия не имел, какие замечательные у нас законы! Он-то всегда думал, что весь закон только для того и придуман, чтобы притеснять и обирать таких несчастных, как его семья. И вдруг узнал, что закон может защищать!
Сегодня состоялся у него неприятный разговор с тем самым участковым, который не так давно подал ему призрачную надежду на избавление от Леонида. Пришёл Воропаев тогда в их дом и принялся, не скрывая, искать компромат на трудного подростка. Они с Раей в тот момент шестым чувством поняли, что любая полуправда сойдёт за правду — по глазам этого Воропаева было видно, как он прямо жаждет накопать дело на Леонида. Тогда Косицыны обнадёжились и решили, что милиция защитит их от сыночка. Но, уходя, Воропаев сказал им, глядя своими проницательными крапчатыми глазами в бледные зрачки Николая:
— Думаете: упечёте в интернат, и всё будет хорошо? Его в любом случае не выпишут с жилплощади — такой закон. А вот опеки можете лишиться, и тогда отправляйтесь в прежнем направлении.
Николай Петрович понял, что Воропаев занят исключительно своей карьерой и шьёт дело лично по своим интересам. Так что зря они тут старались, доказывали ему, какой опасный тип этот Леонид — Воропаеву плевать на это.
После того разговора остался противный осадок на душе, как будто Николай лакейски вылизал чужие сапоги, а оказалось — зря. Вся жизнь его была полна унижений, хотя он добросовестно раболепствовал перед начальством. Те лишь брезгливо отмахивались от него, едва приняв его услуги.
И вот, после разговора в опеке ему предстояло снова встретиться с этим участковым — надо было оформить кое-какие бумаги. Николай Петрович с неприятным чувством снова увидел эти крапчатые глаза, в которых сквозил неприкрытый цинизм и насмешка.
— С другой стороны решили зайти? — усмехнулся участковый своими узкими губами. Он даже не предложил Косицыну сесть на стул. — Толково взялись. С юристом советовались?
На отрицательное движение со стороны Косицына Воропаев также гнусно ухмыльнулся — не верил он в людскую порядочность.
— А кто подсказал? — непонятно о чём продолжал спрашивать участковый.
И тут от него и узнал изумлённый Косицын-отец, что есть такой закон — душевнобольной опекаемый может через два года быть сдан в психушку навсегда, а его квартира переходит к опекуну!
Это был такой подарок, что Николай Петрович поначалу растерялся — быть такого не может! Иначе всё было бы слишком просто!
— А то! — опять же с усмешечкой ответил участковый. — Думаете, ваш психиатр за красивые глаза услуги оказывает? Он с каждого такого случая имеет свою таксу.
Он подмахнул бумаги и достал из стола папку, бросил небрежно её на стол и процедил:
— Отдай там вашему доктору — пригодится. Не зря же собирал.
И вот Косицын-старший летит домой, не чуя под собой ног, и спешит обрадовать жену. На радостях заскочил в магазин и купил на последние деньги тортик.
У дома он увидел гуляющих Ваню и Петю. Младший ребёнок ревел, размазывая сопли по лицу, а старший зло клошматил его по голове. Понятно дело — Пете хочется бежать на горку, а Ваня упирается и желает, чтобы его качали на скрипучей качели. Так они выясняют, кто из них упрямей.
Прихватив детей, Косицын-старший явился домой, желая немедленно устроить всей семье торжество, а потом взять и огорошить Раю замечательным известием.
Оставив детей в прихожей разматывать шарфы, он позвал в кухню, а потом и в большую комнату:
— Рая! Смотри, что я принёс!
Ответа не было — жены ни в кухне, ни в комнате не оказалось.
