– Вот бабы! – злобно сказал вице-колдун. – Чего взбеленились? Саламандры не видели?
Глава 47
Заслужил ли министр орден Зеленого Попугая?
Король Виван за последнее время заметно сдал. Он уже не в силах играть роль отца нации, мудрого и сурового. Он на глазах превратился в того, кем внутренне всегда и был, – в человека слабого, неискреннего и недалекого. Больше всего ему хотелось затеряться в своей огромной королевской постели за ворохом стеганых одеял. И чтоб никто не беспокоил.
Заброшены камчатый шлафрок, в вылинявшие редеющие волосы не вплетаются папильотки. В длинной белой рубашке король лежит на постели и слушает доклад министра почтовых сношений:
– Ваше величество, невероятные слухи…
– С-сто такое? – Король Виван, когда не в духе, или испуган, или в волнении, шепелявит и вместо шипящих начинает произносить странное межзубное «т-с-сс»…
– По одной из версий, наш заклятый враг Правитель, окруженный нашими славными войсками, не стал дожидаться позорного плена и покончил с собой.
– Да-а-а!? – Король оживился. – Не мозет быть!
– Но это скорее всего так.
– Невероятно.
– И все же.
– Не верю. И не поверю никогда.
– Но гонцы сообщают.
– Ах гонссы?! – Король в волнении сел на кровати, выпростав из-под перины тощие ноги.
– Да! Они доставили депешу! – приходя в ответное волнение, вскричал министр.
– И как зе это произосло… о… э… произош-с-шло? – Король поерзал на кровати, потирая ладоши. – С-сто он ссделал, гнусный нас враг и ненавистник?
– Сообщают, что он выпил горькую настойку.
– Настойку? Горькую?! – Король радостно хлопнул в ладоши. – И сто высло?
– А сразу вслед за этим он выстрелил в себя из старинного кремневого пистолета. Знаете эти жуткие пистолеты? Пуля размером с перепелиное яйцо!
– Перепелиное яйсо? Потрясаюссе! Выстрелил? В себя? И?…
– И упал бездыханный.
– Бездыханный? Ай-се-се! И взаправду упал?
– Загнулся, ваше величество, извините, за непарламентское выражение.
– С-сто? – Король нахмурился. – Парламент? Не надо про парламент. Я не люблю парламент. И этих пустых и вредных болтунов тозе терпеть не могу.
– Простите, ваше величество. Это была метафора. Я просто хотел сказать, что наш главный враг того… гигнулся…
– Гигнулся, говорис? Да!? Это здорово. Тертовски здорово. Ты полусись орден… Только про метафоры больсе не надо.
– Сердечно благодарю, ваше величество, – министр низко поклонился.
– Два ордена – Серебряной Подвязки и Зеленого Попугая.
– Тронут навеки – Министр поклонился еще ниже. – Зеленого Попугая у меня еще нет. Это такая честь!
– Ты заслузил.
– Мои чувства превыше всякой благодарности, ваше величество.
– Только знаес сто?
– Слушаю внимательно, ваше величество.
– Нам надо убедиться, сто он гигнулся. Распорядись доставить сюда его тело. Пусть придворные враси посмотрят.
– Ваше величество, боюсь, это будет трудно сделать.
– Посему?
– Тела нет.
– То есть как это нет?
– А вот так. Нет, и все.
– Сто, и зубов не осталось? Его противных зелезных зубов.
– И зубов, ваше величество.
– Зубного врася его допросили?
– Разумеется, ваше величество.
– И сто?
– Бесполезно, ваше величество.
– Неузели?
– Зубов нет. Волос нет. Рук и ног нет. Ничего нет.
– Ты меня огорсил. А я собрался дать тебе орден Попугая. Осень славный орден. Многие министры спят и видят заполусить этот орден, а я им – фиг! – Король соорудил внушительную дулю и сунул под нос министру.
– Кстати о попугае, ваше величество. Дело в том, что прошел еще один странный слух. Будто бы Правитель не гигнулся, простите, а хуже, гораздо хуже – превратился в какую-то облезлую птицу, которая выпорхнула в ближайшую форточку и улетела в неизвестном направлении.
– Птиссу? Облезлую? – Король радостно выпучил глаза и снова застучал ладошами. – Тозе хоросая новость.
– Замечательная, ваше величество. Как раз говорят, что в попугая и превратился. В жалкого облезлого попугая.
– В фортоску? В неизвестном направлении? – Король внезапно озаботился. – Надо сделать это направление известным. Надо поймать эту птиссу и засадить в клетку. Мы бы ее кормили псеном.
– Пшеном? Не жирно ли будет?
– Ха! Отравленным псеном. И, конессно, понемнозку. Стоб не сразу сдохла.
– Вот это умно, ваше величество. – Министр возвел руки к лепному потолку, пожелтевшему от подтеков и мелких трещин. – Чтоб не сразу! Настоящая государственная мудрость!
– Разумеется, мудрость. А как зе инассе!
– Но… – Министр замялся.
– Сто такое?
– Да эти гонцы… мерзавцы…
– Посему?
– Депеши одного противоречат сообщениям другого. И так почти всегда. Ну, как работать в таких условиях? Ваше величество! Ну, как работать?
– А сто конкретно?
– Да не в попугая он превратился, – в сердцах сказал министр.
– А в кого зе?
– Если верить вот этой последней депеше, – министр достал из-за отворота пышного, украшенного аксельбантами мундира большой мятый пакет, – не то в жабу, не то в змею.
– В забу? – удивился Виван.
– Минутку, ваше величество, я сейчас уточню.
Министр воодрузил на переносицу огромные очки, достал из пакета письмо и долго его разворачивал, сопя и пришептывая.
– Так, «…сообчаю вашему При-вас-хадительству…»
– При вас? – удивился король
– Тут так написано. Извините, ваше величество!
– Ну-ну, читай дальше.
– «… из ставки гасподина Правителя… личный калдун удавлен в башне…»
– Сто? – закричал Виван. – В басне? Удавлен? И ты молсял?
– Какое это теперь имеет значение?
– Ты сто, не понимаес? Ессе какое!
– Так, погодите… вот, нашел это место: «…в тронный зал ввили троих пленных… оне затеяли драку… стикляной шар разбился…»
– Погоди, нисего не понимаю. Как это пленные затеяли драку? Кто им позволил? И при сем здесь сар?
– Сам ничего не понимаю, ваше величество. Но так написано…
– А дальсе сто?
– «…Правитель мужиствено бросился спасати шар, напоролся на его осколки… и привратился…»
– Музественно! Так я и поверил! – Король Виван зашелся дребезжащим смехом.
– Напоролся на осколки, – повторил министр.
– И в кого зе он все-таки превратился? – спросил король, отсмеявшись.
– Тут написано… – министр сдвинул очки на лоб, а потом снова скинул их на переносицу, – тут написано «…в жабу-змею – означеную саламандру».
– Вот те на! – удивился король. – В кого?
– Выходит, в саламандру, ваше величество.
– Найди мне ее. Доставь!
– Зачем, ваше величество?
– Я бы по утрам, после завтрака с ссампанским, издевался бы над нею и строил бы ей розы. Каково!
