Лишь для того, чтобы преодолеть ворота — в ином месте стена была гладкой, как зеркало, и слишком высокой, — Волкодав прибег к убийству. И убивал не он сам: кто-то из собратьев, пришедших на зов, помог ему. Второй стражник очнется поутру. У него будет сильно болеть голова, и он запомнит только смутное сероватое пятно, отдаленно напоминающее человека с мечом, возникшее вдруг перед ним. Волкодав подбирался к дворцам властителей Халисуна. Путь от плоскогорий Аша-Вахишты через степи и горы, через гудящие, как растревоженный улей, Нарлак и Халисун занял несколько месяцев, и теперь он был здесь. Его вел вперед внезапно обретенный во втором заключении в Самоцветные горы слух, которым он не умел пользоваться толком и многих звуков не понимал, и нюх, различивший среди прочих нужный аромат еще на вершине перевала, за которым, в пыли и дымке, внизу он угадал белые строения и серебряные купола столицы Халисуна.
Этот запах — запах роз — был знаком Волкодаву. Эти цветы полуденных земель ценили красавицы Халисуна и Саккарема, Нарлака и Нардара. Их высаживали в садах, ими украшали свадьбы и торжества, танцовщицы вплетали их в прическу, а вслед за тем и знатные женщины не чурались таких живых украшений. Вельхи, в чьей стране розы выживали не везде, там, где не было живых кустов, делали розы из камня и металла. Но розы Халисуна были самой заманчивой сказкой этого цветка. Даже солнце, всходящее здесь по осени, когда небо отчего-то приобретало желтоватый оттенок, походило на розу из киновари и золота. И люди всех стран съезжались сюда, чтобы увидеть принцессу Халисуна с розой, вплетенной в волосы, ибо в ее саду росли непростые розы. Говорили, что принцесса вовсе не краше многих женщин и многие краше ее, но, когда принцесса и роза соединялись — а случалось это четыре раза в год, — их союз рождал чудо. Принцесса становилась красивее всех, а роза оживала и играла всеми цветами цветов, как маленькое солнце, краше настоящего солнца. Потом эта роза превращалась принцессой в какую-нибудь волшебную вещь. Говорили, эти вещи достаются тем, к кому принцесса благосклонна. Другие, напротив, говорили, что принцесса девственна, и потому многие съезжались в Халисун, чтобы заслужить ее расположение. От иных слышали, что она разумна и образованна и что не всякий мудрец одолеет ее в споре, а иные утверждали, что принцесса — сама страсть и нет женщины больше и лучше знающей о любви. А третьи замечали, что принцесса — колдунья и бог халисунцев проклял ее, связав ее с розами, что принцесса становится умна и прекрасна, лишь когда цветут розы на определенном кусте. Едва умрет куст, и принцесса лишится всех своих достоинств и добродетелей. А слагатели стихов, что ходили с караванами по горам, городам, степям и пескам, пели, что в красоте розы и принцессы — тайна красоты и блага Халисуна, а то и всей земли.
Но Волкодав слышал иное. Слышал из беседы шайтанов, пересказанной ему Мерваном. Он знал, кто охотится на розу. Он знал, что Булан, прозванный у манов Кавусом, кудесник из Халисуна, заклинающий сны, спас розу во сне принцессы, защитив явь от страшного сна. Но то, что было наяву, осталось. И Волкодав понял, почему его поселили в тело кудесника Некраса: он должен был сделать то, что было не под силу никому, чтобы жуткая явь не сбылась и не оборвала все сны на века.
И он прошел в одиночку — то в образе пса, то в обличье человека, почти не зная дороги, — через страны или объятые войной, или ожидающие ее, или уже зачумленные ею. И он проник во Внутренний город, и проникнет дальше, и будет ждать у розы — ждать, ровно верный пес, сколько понадобится, когда придет тот, кто станет его врагом. Как он будет принят во дворец — стражем-человеком или стражем-псом, — его не заботило. Однажды он уже оберегал принцессу — и не смог уберечь так, как следовало бы. И теперь он не повторит былой ошибки. Доля опять выпала ему: ему позволили исправить прошлое.
Дворцовая стена из гладкого обожженного кирпича, покрытого изразцами и глазурью, расписанного диковинными письменами. У халисунцев было запрещено рисовать людей, животных и растения, зато до письмен они были великие мудрецы и искусники. И письмена и фигуры, сплетенные на стенах дворца, так были расположены, что в них, даже не зная, о чем они повествуют, видны были и люди, и звери, и деревья с цветами и травами, и даже боги и их слова. Но теперь искусство древних чудотворцев было скрыто громадой ночи, воздвигшейся над столицей Халисуна. И гораздо сильнее любых письмен и картин манил к себе запах, таивший все сказки и сны, все сласти и всю горечь человеков, — запах роз. И кем бы ни звалась принцесса — колдуньей или дочерью бога, — ее чудо, выращенные ею розы были самым великим искусством, самым большим дивом, виденным когда-либо Волкодавом на тропах времени.
Над стеной, где вставали грозные зубцы, плясало зарево костров. По верху ходили стражники. Волкодав схоронился за колонной какого-то высокого и красивого здания из тех, кои окружали довольно тесную в сравнении с торговой в Галираде, но все же огромную площадь перед дворцом. Венн всматривался в ночь и видел то, что не могли видеть другие люди. И слышал то, что дано слышать совсем немногим. Не могло быть так, чтобы ни единый подземный ход не вел из дворца в город. Не могло быть, чтобы какой-нибудь колодец там не был соединен с подземными реками, чтобы питать дворец свежей водой, которую нельзя затворить. Не могло быть, чтобы нечистоты, всегда изобильные в любом месте, где много людей, не занятых ничем, кроме наслаждения и роскоши, не отводились прочь подземным путем.
И Волкодав слушал. Он уже проникал в неприступный замок вместе с водой, неуловимый, как капля воды в реке, и теперь намеревался повторить прием. И слух привел его к широкому подземному руслу, от коего нитью отделялся подспудный ток, ведший ко дворцу. Эта теснина в глубине каменного тела древнего холма, ныне одетого мертвым под булыжной броней мостовых пластом земли, где стояли дворцы, вела как раз туда, где поднимались к свету зеленые руки сада. И вода в таком ручье не могла быть дурной.
Волкодав слухом прошел по течению ручья обратно к потоку, а от места их разделения — вверх и вниз по течению. Ниже ручья его умелый слух — вернее, не его, а кудесника Некраса — нащупал коридор и ступени, сырые, но не замшелые, ведущие вверх. Значит, этим лазом пробирались. Подземный ход вел вверх и кончался во дворе того самого здания, за колонной коего он скрывался.
Венн отправился в обход, то и дело прислушиваясь, чтобы не утратить призрачное эхо заветного подземного хода. Кругом были колонны и запертые дубовые двери или глухие стены из блоков на совесть обтесанного дикаря. Лишь в одном месте в стене были ворота, а в них — дверь, но и ворота были без кованых узоров, подобно воротам Внутреннего города, а дверь заперта. За воротами гремел цепью пес. Волкодав попросил того не шуметь, и брат исполнил просьбу, но помочь венну он не мог ничем.
