Стена, по которой струились орды огненных хамелеонов, мелко затряслась. Гул усилился настолько, что Элиену оставалось только заткнуть уши – он боялся оглохнуть.
А потом стена, и каждый камень ее, и все хамелеоны, которые были на ней, обратились стеной коричнево-красной пыли. Пыль несколько мгновений сохраняла очертания стены-прародительницы, а потом разом ухнула вниз, словно обратилась свинцовым песком.
Стоять остались только какая-то белая плоскость совсем уж неясной природы (и неопределимой толщины) и лестница, сиротливо повисшая в пустоте. Дело было в том, что эта белая плоскость, по-прежнему скрывавшая Меар от взора Элиена, совершенно не вмещалась в сознании и находилась на неопределимом расстоянии от лестницы. Таким образом, лестница, хотя умом Элиен и знал, что она покоится на колоннах, оказалась как бы в пустом пространстве.
“Да, сила Леворго велика. Но лишь теперь стало понятно насколько”, – подумал Элиен.
И в этот момент его голень обжег плевок. Элиен обернулся. Хамелеон, которому чудом удалось соскочить на лестницу раньше, чем рухнула стена, был далек от намерения оплакивать своих погибших собратьев. “Сыть Хуммерова”, – выругался сын Тремгора.
Элиен в несколько прыжков оказался рядом с тварью и вонзил в нее меч. По ступеням растеклась кипящая лужа.
Все. На его счету – один хамелеон против тысяч, уничтоженных Леворго.
Элиен обернулся туда, где прежде танцевал Леворго. Раскинув руки, Хранитель Диорха лежал на широкой ступени. Элиен приложил ухо к груди мага. Сердце его, казалось, перестало биться, дыхания не было. Леворго сделал то, что требовалось, – избавил паттов от пресмыкающейся напасти – и… неужели ушел навсегда?!
– Леворго! – Элиен тряс старца за плечо, но не получал ответа.
Сын Тремгора взвалил Леворго на спину и начал подъем.
В Урталаргисе есть лестница в тысячу пятьсот ступеней – она начинается на морском дне и оканчивается на вершине самой высокой скалы, величаво взирающей на варанский порт с высоты в пятьсот локтей. Когда-то Элиен поспорил с Шетом, что преодолеет ее бегом без передышек за семь коротких колоколов.
Тогда ему удалось выиграть спор. Но на протяжении следующих двух дней, которые последовали за состязаниями, в его ноги вселилась такая тяжесть, что он сам себе казался золотой статуей, в которую по недомыслию мага-самоучки вселилась животная душа стрекозы.
Неся на спине Леворго, Элиен с ужасом думал о том, что, когда ворота Лон-Меара закроются за его спиной, его будет ждать только худшее.
* * *
Ворота были распахнуты, точнее – разрушены. Теперь, оказавшись на самом верху лестницы, Элиен видел, что трещина от магического удара Леворго рассекла стену наискось по всей высоте таким образом, что по левую руку от лестницы не осталось ничего, кроме не имеющей толщины, но непроницаемой белой завесы, а по правую – частично разрушенная, местами выщербившаяся, но в целом устоявшая стена.
Также, судя по всему, тот участок кладки, который находился непосредственно под лестницей и над верхней площадкой, тоже устоял. Но во время могучего сотрясения левая створка ворот, а по форме это была огромная железная четвертушка круга, по замыслу строителей приводимая в движение скрытым в толще стены механизмом, вывалилась вбок и теперь висела над бездной, чудом удерживаясь на одном-единственном кованом штыре толщиной в человеческую ногу.
Если б не это, оставалось бы только гадать, как открыть ворота. Такое основательное препятствие было бы не по силам даже харренским осадным машинам, не то что горстке бойцов без специальных приспособлений.
Но не успел Элиен толком осмотреться, как оказался в самом сердце горячей сечи. Пока Леворго крушил каменные толщи Меара, новое поколение исчадий Хуммера даром времени. Не теряло. Стоны павших перемежались с пронзительным посвистыванием, которое не имело ничего общего с человеческим.
Враги были многочисленны. Враги были мясисты и отвратительны на вид. Враги были свирепы, но уязвимы. Собственно, их уязвимость была самым утешительным выводом, к которому пришел сын Тремгора, бросив беглый взгляд на огромную околовратную площадку, на которой происходила битва, – то здесь, то там извивались отсеченные щупальца, принадлежавшие искалеченным нападавшим.
На сей раз паттам выпало сражаться с существами, похожими отчасти на гигантских каракатиц, а отчасти на сколопендр. Туловища чудовищ длиной локтей в десять были туловищами гигантских сколопендр, а их головы – головами морских гадов.
Подле рта уроды имели восемь пар омерзительных щупалец, чьи присоски искали своих жертв, совершая быстрые, отрывистые движения, сопровождающиеся характерным посвистыванием. Понятное дело, произвести на свет подобное был в состоянии только Хуммер. Хуммер, и никто иной.
Элиен, присмотрев для “умершего” Леворго место побезопасней, – а таких было немного, – бережно положил тело мага на каменную плиту и присоединился к сражающимся. Первый противник сыскался тотчас же – одна из каракатиц, приметив Леворго и сочтя его легкой добычей, устремилась к неподвижному магу.
Несколькими ударами Элиен перерубил удушающие щупальца и сбросил их ошметки с груди Леворго. Только теперь он понял, сколь туп был меч, которым ему приходилось орудовать. Для того чтобы разрубить щупальца, ему пришлось напрячь все свои силы, которых оставалось не так-то много.
Из культей каракатицы тугими струями ударила фиолетовая жидкость. Элиен вздрогнул от удивления: истечение жидкости тоже сопровождалось свистом! На этот свист в подмогу раненому собрату по уродству приползли еще две твари.
Как и следовало ожидать, широкая каменная площадка, на которой рни оказались, была единственным, что находилось за воротами. Дальше была точно такая же лестница, как та, по которой они поднялись. Но – ведущая вниз. И сухопутных каракатиц на ней было едва ли меньше, чем самих паттов.
Справиться с тремя тварями, нападающими с трех сторон, было нелегко.
И тут Элиена осенило. Меч Леворго! Он, как и прежде, висел за поясом погрузившегося в небытие мага.
Только теперь его сталь стала невостребованной. Элиен вспомнил, сколь сокрушительна была мощь этого меча. Похоже, дело там было не только в смелости и воинских искусствах Владыки Диорха.
Раскроив череп зарвавшегося гада, Элиен позволил себе показать противникам спину. Ненадолго. Лишь на те несколько мгновений, которые потребовались ему, чтобы вынуть из ножен Леворго волнистый меч.
