Жива чуть не бегом отправилась выполнять наказ. Макошь только подивилась ее прыти, но промолчала.
Занятая думами о сыне, о том, как несладко ему, должно быть, у врагов, Жива почти не смотрела под ноги, обеими руками прижимая к себе неглубокую мису — наверно, из-под молока. Болото тут было недалеко — нудно пели над ухом комары, меж редких прозрачных кустов торчали там и сям кочки, поросшие мхом. Трава была тонка и бледна, а из деревьев — лишь чахлые сосенки и осины.
Недавно прошел дождь — Жива попала под него, пока кружила по лесу. Капли влаги висели на каждой веточке, на каждой травинке и листике. Клонящееся к закату солнце играло в них всеми цветами радуги, и лес казался пронизан светом до самых корней. Сапоги Живы вымокли в росе, порты тоже. Один раз она неосторожно задела ветку — и ее окатил каскад блестящих капелек.
След лося она нашла внезапно. Несколько раз попались на пути обкусанные грибы да обглоданные стволики осин, а потом в самой сердцевине кочки женщина заметила четкий и глубокий след раздвоенного копыта, полный мутной воды. Вспомнив о наказе волхвы, Жива стала на колени в сырой мох и осторожно, по капле, собрала воду в мису. Воды нацедилось чуть меньше половины. Держа мису перед собой, она поспешила назад. Макошь встретила ее нелюбезно.
— Что-то больно долго бродила, — ворчливо укорила она, но заглянула в мису и подобрела. — Давай-ка ее сюда!
Не вставая, волхва пристроила мису у себя на коленях и знаком велела гостье садиться. Не смея сесть, Жива пристроилась на земле, вытягивая шею, чтобы лучше видеть. Из дома выскочили обе дочери Макоши и тоже уставились на воду.
Волхва чуть тронула край посудины. Морщины на ее лице обозначились резче, она недовольно поджала губы.
— Я так и думала, — процедила она наконец. — Вот что значит, когда не своим делом занимаешься!.. Ну да ладно — может, справится, коль поспешит… А теперь гляди, мать!
Не понявшая и полслова из речей волхвы, Жива послушно подалась вперед. Обхватив ее рукой за плечи, Макошь заставила ее склониться так низко над мисой, что выбившаяся из-за уха Живы прядка упала в воду, слегка замутив ее.
Но Макошь словно того и ждала:
— След-то от копыта был?
— Вроде сохатый проходил, — припомнила Жива.
— Ну, так лучше гляди! Что увидишь, скажешь!
Как наяву, Жива увидела то самое место в лесу, где брала воду — даже та самая кочка попалась на глаза, но на сей раз она была целой. Не успела женщина и слова об этом сказать, как появился темно-гнедой бык-тур с мрачным взглядом синих глаз и рогами, загнутыми кверху, точь-в-точь как рога Велеса. Обведя все гневным взором, бык ногой примял кочку и прошел мимо, исчезая в лесу.
— Бык-тур, — сказала Жива, выпрямляясь.
— Ясно ль видела?
— Да чуть не каждую шерстинку рассмотрела! Встречу в лесу — с первого взгляда признаю!
— Вот это и хорошо. — Макошь довольно отстранила женщину. — Вот он тебе и нужен. Все, поезжай!
— Быка искать? — опешила Жива.
— Зачем искать? — Волхва бережно поставила мису на завалинку, встала, отряхивая подол. — Он сам тебя найдет, когда срок настанет… А ты езжай к сыну, пока не поздно! Испытания твои еще не кончились, а самое страшное из них ты сама себе назначишь. Решишься на него — будешь счастлива с сыном и мужем, а струсишь или проглядишь урочный час — потеряешь мужа. А потом и сына!
Жива пропустила ее слова мимо ушей. Важно было другое — она едет к сыну!
— В какую сторону мне путь держать? — спросила она.
— На восток, на самые границы с тамошними землями. Там в сосновых борах сыщешь Светлое озеро, круглое, как полная луна. Десять ручьев в него впадают, никогда не замерзая. Вода того озера не простая — для людей она целебную силу имеет. Сестра моя, Девона, там живет на горушке. К ней и ступай!
— Они… — Жива все боялась спросить, кто похитил ее сына, — туда направляются?
— Нет! — Волхва рассмеялась. — Обидчик твой, Кощей из Пекла, к себе домой торопится, да только сынок твой ближе сейчас к Светлому озеру, чем ты думаешь. И будет там первым!
Ободренная спокойным голосом волхвы, Жива заторопилась к лошадям. Почищенные и сытые, они рыли копытами землю, готовые пуститься в дорогу. Младшая дочь Макоши вышла проводить гостью. Отъезжая, та опомнилась было, потянулась к торокам, чтобы оделить хозяев за помощь, но рука ее замерла, только коснувшись мешков — пока она бродила по лесу, дочери Макоши сами наполнили их доверху всякой снедью. Они словно знали заранее, что путь Живе предстоит нелегкий, и хотели, чтобы женщина в дороге не осталась голодной.
* * *
В отличие от своей матери, Ярила сейчас больше всего на свете хотел есть.
Он лежал на траве, глядя в небо. Смотреть по сторонам надоело, да и было просто противно. Всюду ходили, сидели или стояли на страже оборотни. Они выглядели уродами, чудовищами из сказок, а уж пахло от них так, что хуже и не придумаешь. Они не обращали внимания на маленького пленника и спокойно переступали через него, если он оказывался у них на пути. Раз или два кованый сапог нечаянно задевал его по боку, но мальчик стискивал зубы и крепился. Он бы давно заплакал, но за несколько дней плена слезы кончились — остались лишь отчаяние и горечь.
Шагах в трех от него горел костерок, разгоняя ночную темноту. Подле него на пне сидел Кощей, закутавшись в плащ из выделанной шкуры. Ярила лежал против него с другой стороны костра, и время от времени Кощей поднимал глаза на мальчика. Ярила нарочно не смотрел в его сторону — от холодного взгляда Кощея ему всякий раз делалось дурно.
— Эй, — позвал мальчика Кощей.
Ярила даже не дрогнул, глядя сквозь ветки на небо, где, словно чьи-то глаза, мерцали две звезды.
Кощей подал знак, и один из оборотней носком сапога перевернул пленника, придерживая в таком положении. Скрученный по рукам и ногам так, что не мог пошевелить и пальцем, Ярила был вынужден взглянуть на Кощея. Не выдержав, он отвернулся, прижимая пылающее лицо к земле.
— Не хочешь говорить? — лениво уточнил Кощей. — Или тебе больше нравится мешок?
При упоминании о мешке Ярила не смог сдержать дрожи. Днем его везли в большом мешке, без света и почти без воздуха, как дикого зверя, пойманного на охоте. Только на привалах ему открывали голову, а полностью высвобождали из мешка на ночь.
— Ты проведешь в мешке всю ночь, и больше тебя из него не вынут до самого конца, если ты не заговоришь! — пообещал Кощей. — Эй, давайте сюда мешок!
Ярила и не догадывался, чего от него хотят узнать. Он молчал из упрямства и немного от страха, но когда принесли ненавистный вонючий мешок, страх снова зашевелился в нем. Рванувшись, мальчик вскрикнул:
