Маград погрузился в легкий транс, чтобы превратить вещество в плоть и хоть как-то залечить рану. Он убрал меч в ножны и действовал обеими руками, уже красными от крови. Она покрывала и его одежду. Если бы не волшебство, жертва, которую он принес ради того, чтобы повергнуть своего врага, могла бы оказаться для него смертельной.
Сафиру понадобилась всего пара минут, полных боли, чтобы остановить кровь и стянуть края раны. Он чувствовал головокружение и тошноту. Пора было убираться.
— За что ты так ненавидишь меня?! — донесся до Сафира слабый голос.
Опустив глаза, он увидел, что Камаэль все еще жив. Это было невероятно — смерть давно должна была настигнуть его. Вероятно, Дьяк был прав и император действительно практиковал магию. Но кровь из раны продолжала течь, и у него не было ни малейшего шанса выжить.
— Почему?! — Камаэль едва мог говорить, но, хотя силы стремительно покидали его, во взгляде императора Сафир прочел требовательность — Марад-Изтаэрд хотел знать, почему его воспитанник убил своего повелителя.
На секунду в душе Сафира всколыхнулось старое и давно похороненное сомнение: а что, если все было ложью и Камаэль не имел отношения к смерти его родителей. Но он тут же одернул себя: ведь у него было доказательство — обвинительный документ, подписанный императором.
— Ты убил моего отца и мою мать! — проговорил Сафир, уже слыша, как бегут по коридорам дворца преторианцы.
— Как ты узнал?! — страдальчески вопросил Камаэль.
— Не имеет значения! — высокомерно ответил Сафир. Пора было уходить, и он огляделся, прикидывая, как это лучше сделать.
— Ты не знаешь… всей правды! — тихо проговорил император.
— Я знаю достаточно! — отозвался Сафир. За окном дожидался ящер, готовый унести его прочь из Урдисабана, где у Маграда не осталось ничего, о чем стоило сожалеть. Нужно было лишь выбить при помощи магии решетку.
— Твой отец… ты думаешь, я завидовал ему? — донеслись до Сафира слова Камаэля.
Он взглянул на умирающего врага, и тот показался ему очень маленьким.
— Я не знаю, — сказал Сафир. До него долетали испуганные крики слуг и топот гвардейцев по мраморному полу — они были уже совсем близко. Пока им удастся выломать дверь, пройдет не меньше пары минут — этого времени более чем достаточно.
— Каид-Маград был предателем. Я не хотел тебе говорить, всегда оберегал от этого. Чтобы не потерять род, — Камаэль закашлялся, и по его подбородку потекла кровь, — приказал всем молчать, даже следствие провел тайно. Никто не знал. Я считал его другом, — император с видимым усилием покачал головой, — а он готовил измену. Твой отец был очень… амбициозен. Хотел захватить власть, но заговор раскрыли. Для меня… это стало большим ударом. Но доказательства были неоспоримы. Он подкупил многих моих слуг и даже гвардейцев. — Камаэль тяжело улегся на пол, больше не в силах поддерживать себя. Взгляд его затуманился. Сафир опустился на колени рядом с ним, ловя каждое слово.
— Доказательства! — требовательно сказал он. — Где они?
Дверь сотрясли глухие удары — похоже, гвардейцы воспользовались одним из стоявших в соседнем зале диванов.
— В моем кабинете. Но ты не достанешь их.
— А моя мать?! В чем ее вина?
Камаэль помолчал. То, что он сказал дальше, далось ему с видимым трудом.
— Сафир! — прохрипел он, плохо владея языком. — Ты мне был как сын, клянусь тебе! Твой отец организовал убийство моей первой жены и дочери. Он подкупил команду, и она потопила судно вместе с ними. Я любил их больше жизни! Твой отец был казнен по закону, даю слово! Следствие провели как положено, и его признали виновным. А мать… Мне стыдно признаваться, но я хотел отомстить. Если бы она не успела разродиться, ты бы тоже погиб. Но я хотел сохранить род для империи и приказал принести отпрыска Каида мне, если он появится на свет прежде, чем умрет жена Маграда. Я взял тебя вместо дочери, которую отнял у меня твой отец, и полюбил, хотя ты и был сыном моего врага! — Камаэль попытался прикоснуться к Сафиру, но не смог поднять руку. — Прости меня, мой мальчик! — в его глазах было неподдельное страдание, и Сафир поверил каждому слову императора.
Ему сказали правду, но не всю. Случайно или намеренно — было теперь не важно. Его отец оказался изменником, а он только что убил своего повелителя и благодетеля. Сафир знал, что со стороны Камаэля оставить в живых сына изменника было большой милостью: как правило, род предателя истреблялся до последнего колена. И вот теперь тот, кто заботился о нем и оберегал от правды о его отце, лежал на полу умирающий. Сафир крепко сжал старую жилистую руку императора — впервые в жизни — и увидел, как тот благодарно улыбнулся.
— Простите меня, повелитель! — прошептал Сафир, чувствуя, что едва может говорить. Запоздалое раскаяние нахлынуло на него черной волной, и он был опустошен: мир, в который он верил, в очередной раз рухнул, и это было уже слишком — Маград зарыдал, как ребенок.
— Беги! — едва слышно проговорил Камаэль.
Через секунду он был мертв.
Сафир слышал, как гремят по ступенькам преторианцы, и понимал, что через несколько мгновений они ворвугся в зал. Он выпрямился, не сводя глаз с императора. По сути, это был единственный близкий ему человек, и вот он лежал, поверженный его рукой. А его Армиэль стала женой Ормака, и он сам потерял ее, слишком поспешно поверив в полуправду казантарца.
Гвардейцы вбежали в зал и ринулись к Сафиру. Он вытащил меч, но не обернулся. Через мгновение Маград почувствовал, как ему в шею, царапая кожу, уткнулось острие копья. Преторианцы окружили его и тело своего мертвого господина. Маград поднял голову и обвел их взглядом. На лицах гвардейцев читалось смятение. Нужна была одна только искра, чтобы направить их. Сафир резко взмахнул мечом и, развернувшись, рубанул по приставленному к своей шее копью. Преторианцы тотчас бросились на него — словно получили сигнал к атаке. Как только их мечи взвились над головой Сафира, он раскинул руки и закрыл глаза.
— Армиэль! — прошептал он прежде, чем несколько клинков почти одновременно пронзили его, а сильный удар сбил с ног.
Откуда-то донесся возглас капитана стражников, требовавший взять его живым, но он опоздал: душа уже отлетела от Сафира-Маграда и устремилась в обитель мертвых — вслед за поверженным императором. Даже в небытие бывший лорд-паж сопровождал своего сюзерена.
Когда гвардейцы отступили от тела убийцы, то не было никаких сомнений, что его прикончил один из первых ударов — настолько глубокими оказались раны. По мраморному полу быстро растекалась красная лужа. Смешиваясь с кровью Камаэля, она образовывала настоящее озеро. Преторианцы стояли молча, недоуменно переглядываясь и не зная, что делать дальше.
