— Фу. — Рая передернулась в кульке.
— Для насекомых, пьющих кровь, бутадион смертелен.
Даже выделяясь в микродозах с потом, он отпугивал паразитов.
— А-а-а, поняла! Надо пить бутадион, и…
— Поздно искать в аптеках — его давно не производят. И желудок стоит поберечь. Кроме того, бутадион легко выявляется химическим анализом. Я хочу, чтобы вы запомнили принцип, а не название. Есть вещества, с виду невинные; они обладают неожиданными побочными эффектами.
— Какое же лекарство…
— …а второй принцип, который надо усвоить: «Существует информация, которой нет». Нигде. Тем более в Инете. Есть сведения, передающиеся от человека к человеку лично. Получив их, вы связаны молчанием. Когда найдете следующего, кому можно доверить секрет, вот тогда…
— Я буду мол… — начала клясться Рая, но сбилась. — А почему мне?
— Потому, что я отличаюсь от большинства указников. Я среди них скрываюсь, если угодно. Согласитесь, трудно опознать мыслящего субъекта среди миллионов зомби.
— И вы сами… под указ, чтоб замаскироваться? — ужаснулась Рая. На что только не идут люди ради идеи!
— Нет, инсульт помог. А еще меня заел энергетический кризис.
— Куда деваться? Нефть кончилась, гони спирт…
— Эту проблему я решил, — отмахнулся Ланцов. — Куда серьезней указ двести и законы о лицах с репутацией. Хотя… может, вам это чуждо?
— Вены показать? — спросила Рая напрямик.
— Избавьте, нагляделся.
— Указ и кризис — разные вещи.
— Увы, одного поля ягоды. Господа из правительств задались целью уменьшить потребление энергии и пищи. Прорыв науки в то, что считалось мистикой, пришелся весьма кстати. Всех превратить в указников нельзя — так, простите, род людской прервется, а сделать из стариков зомби — легко. Корм — хоть подножный, живут во тьме, мышление как у червей, а главное, идут голосовать за что угодно. Лица с репутацией того хлеще — питаются своими близкими. Самых хищных отстреливает милиция. Смирные быстро уяснили суть политики и процветают под лозунгом «Одна кровь, одна семья».
— Опять не поняла, — помотала головой Рая. — Разве они не сами завелись?..
— Вы среди них выросли. А я помню времена, когда их… — Ланцов пошевелил пальцами, будто что-то растирал в ладони. — Никто не спросит нас: «Как было раньше?» Живя настоящим, вы потеряли прошлое.
— Их — создали? — Рая все не верила. — Кто? Зачем?..
— Напоминаю — ость информация, которой нет. Лет тридцать назад стерли последние упоминания о биологических реформах. В энциклопедиях, учебниках, Инете — всюду.
— А как же… Они ведь ели… то есть пили…
— Да, с наступлением ночи. Или в темноте. Сейчас это приняло цивилизованные формы.
— В темноте. — На память Рае мигом пришли все гнусные впечатления. Темнота. От фонаря до фонаря бегом, а лучше в компании. Рассказы без конца — кого нашли в темноте или с рассветом, мертвого. Для девчонок оно особенно важно, потому что предпочитают их, а не мальчишек. — Режим и кризис, они…
— Продолжайте думать. Вы на верном пути, — ободрил Ланцов.
— …сделаны? Для их удобства?
— Это вопрос или ответ?
В свете «волчьего глаза» она листала пожелтевший фотоальбом. Старые фотки. На фоне каких-то мудреных приборов величиной со шкаф — веселые, рослые парни в белых халатах.
— Третий справа — это я, — показал Ланцов, нависший над плечом. — Я был шефом лаборатории.
— Что же вы… такие молодые, сильные… ученые! Вас, наверное, было много. И ничего не сделали, чтоб остановить…
— Не думал я, что придется извиняться. — Препод распрямился, зашаркал ногами по комнате. — Осуждаете? Напрасно. Мы люди, а знания, звания — лишь оболочка. Мы тоже говорили: «Можно потерпеть». Вот вы, Рая, — держитесь за бабкину квартиру. Кровью платите, вся белая, а цепляетесь. Все хотели квартиру, машину, летать на курорты, завести загородный домик. А когда вытерпели и добились, оказалось, что страна уже не наша, всюду тьма и эти… — Потом он обернулся: — Но кое-что мы сделали. Красный спирт, к примеру. А еще… Вот. Глядите, запоминайте и молчите.
Ланцов поставил на стол аптечный пузырек с бело-зеленой наклейкой. «Народная медицина — Традиционные рецепты», — прочла Рая. Ниже стояло название: «РЕСТЕОН». Пока она вертела пузырек в пальцах, слушая, как внутри булькает жидкость, препод рассказывал:
— Убивать их по одному — не метод. Те, кто этим занимался, давно умерли в лагерях. Во всем нужен точный системный подход. Мы долго планировали… толковали ночами на кухнях… Идея пробилась: нужен фактор, не определяемый обычными приборами. Нам помог один человек — епископ. То есть мы вбросили идею, а он подвел духовную базу. Проще сказать, тайно освятил дюжины две источников с высоким содержанием ионов серебра. Остальное — дело техники и информатики. Можно как стереть, так и вписать сведения. Теперь считается, что рестеон был всегда, как настойка шалфея или серная мазь.
— Обалдеть, — прошептала Рая. — Серебро и святая вода в одном флаконе… И никто не знает?
— Системный подход. — В голосе Ланцова слышалась гордость. — Указники и люди с репутацией в лекарствах не нуждаются, в аптеки не заходят. По реестрам это БАД, антиоксидант на основе виноградных семечек. Применяется в любом возрасте, отпускается без рецепта. Вода — причем не любая! — входит в состав по технологическим нормам.
— А если догадаются?
— Закроют родник Синегорский, откупорят Белокаменский. Их в резерве два десятка. Святость радиометром не измеряется, а с серебром она взаимно потенцируется. Недаром назвали — рестеон. Restituo Teos — возвращать бога.
Тихий голос препода грузил Раю как в кузов ковшом, вот-вот через края посыплется. Захотелось взять словарь иностранных слов. «Restituo», «потенцируется», столько знать нельзя! Будь он живой и молодой, любую заболтал бы до кровати.
— Твои вещи высохли. Пора, а то уже поздно.
— Можно, я рестеон возьму с собой?
— Можно, только осторожно. Дай-ка, протру пузырек спиртом… помни об отпечатках… Вот чек из аптеки — ты покупала на углу Кирова и Урицкого, ясно? Выпила — выбросила в урну, дома не держи. Всасывается не сразу, выжди полчаса. Действует около восьми часов, затем эффект ослабевает. Дистанция удержания — полметра от тела. С водкой, пивом и джин-тоником не смешивать!
Прощаясь, Рая пожала Ланцову руку. Целовать даже не думала — старый, морщинистый, мертвый, брезгливо как-то, вдобавок неизвестно, как его снадобье сработает.
Рука заложника оказалась довольно противная — холодная и влажная.
Пузырек она махнула еще в подъезде. Сразу выходить не стала — «выжду полчаса, пока пропитаюсь». Выкурила последнюю Зойкину сигарету, прислонилась к стенке и стала размышлять. На ум приходили то хмурые гадости, то отчаянно смелые вспышки.
«Щас они от меня будут брызгать! Попробуй, сунься, Гуляев!»
«Флакончик на восемь часов. Три пузырька в день, по сорок рублей, разоришься. Значит, так: первый глотаю вечером и сплю спокойно. Второй утром, иду на учебу. Третий… на танцы можно не пить, я там не одна. В кино тоже. Хватит пары на день».
«Указник подсадил меня на рестеон, как пушер. Может, он агент компании, которая гонит сок из виноградных семечек…»
«Почему так погано все вышло?.. Темнота завелась от грязи или грязь от темноты?»
Когда оказалась на улице, никакого чуда не случилось. Темнота стала гуще, половина фонарей погасла, сопливый дождь крапал, вздрагивали лужи. Черные тени ползали по дорожкам и будто принюхивались к ней, поворачивая слепые головы-болванки. Блин! Она ускорила шаги. Гуляев, не Гуляев — микстуру от насильников еще никто не выдумал. Колечко, серьги и мобильник тоже всем нужны, а личность расквасят в довесок.
«Сдали Россию мертвякам и кровососам! А я тут ходить должна, одна по улицам! У-у-у, ненавижу! И бабка начнет придираться — где гуляла, шленда?»
На пороге своей будущей квартиры Рая присмирела и вошла неслышной мышкой. Вера в рестеон угасла, едва в ноздри пахнул дух старого, залежавшегося тела.
