Никаких источников воды на поверхности Некроса не имелось, зато удалось разыскать единственный вид здешней растительности – маленькие толстые обрубки, густо утыканные острыми ядовитыми иглами. Сочащийся из них яд был способен убить живое существо за несколько минут, а внутренняя мякоть, более походившая на отсыревшую бумажную труху, буквально исторгала из себя волны Некромантии. Казалось, что незримая смерть словно гнездится внутри этой мелкой колючей гадости. Лорд Волат заявил, что в сказках о драконах сие растение именовалось «кактус» и его сок якобы мог защитить от огненного дыхания. Несколько с трудом обнаруженных кактусов раздавили стальными сапогами, и сразу же выяснилось, что полученный сок не в состоянии защитить даже от мелкой искры. Зато оказалось, что он весьма эффективно смывает с доспехов белесую жижу, заменяющую кровь местным костяным тварям.
Это открытие оказалось очень кстати, ибо за ночь лагерь подвергся нашествию членистоногих гадов трижды. Костяные твари всевозможных размеров набегали из холмистой пустоши, мелкая нечисть лезла из-под камней и трещин, с неба спускались стаи местных птиц, столь же уродливых, как остальная живность Некроса. Птицы не имели перьев и кожи, будучи такими же костяными гадами, как наземное зверьё, зато обладали множеством длинных тонких лап, оканчивающихся клешнями, и изострёнными полуносами-полуклыками, призванными высасывать кровь из жертвы. Летали они много медленнее обычных птиц, издавая при этом противное жужжание, зато размерами своими достигали половины человеческого роста. Нападали птицы Некроса на всё подряд, и не единожды было замечено, как в пылу боя часовых с напавшей на лагерь стаей гадов сии птицы налетали на зазевавшееся зверьё, с лёту пронзали их костяной панцирь кровососущим клыком, мгновенно опутывая лапами, и уносили трепыхающуюся добычу в ночную тьму. В конце концов Тысяча разбилась на два отряда, и пока один спал, второй стоял на часах, разрубая отдельных гадов, постоянно пытающихся проползти, пробежать или пролететь в глубь лагеря.
С рассветом Тысяча двинулась дальше, покидая заваленную трупами гадов территорию лагеря, и мелкая нечисть заполонила её прежде, нежели арьергард отряда удалился на десяток размахов. Полдня прошли на марше, не ознаменовавшемся ничем особым, помимо нескольких нападений крупных стай членистоногого зверья. В полдень сделали привал ради трапезы, кормления коней и уточнения направления движения. Высшие маги вновь засели за зачарование, новые конные разъезды сменили утомившихся разведчиков, и пара часов миновала спокойно. Потом из пустошей явилось целое море жужжащих птиц Некроса. Роящееся грязно-серыми костяными телами, ногами и жалами гигантское облако набросилось на лагерь, и человеческим магам пришлось выдержать настоящую битву, дабы выжечь мириады летающих гадов, до коих не дотягивались хрардары. Превратившийся в побоище лагерь свернули и поспешили покинуть свалку дымящихся трупов прежде, нежели сюда сбежится вся живность Некроса. С того момента часовые старались пронзить стрелой всякого гада, если таковой представал пред глазами, дабы звериная возня начиналась подальше от движущейся колонны.
К вечеру расстояние до подземных пещер города некромосов сократилось, и местность вокруг изменилась. Каменистые холмы стали выше и обширнее, россыпи крошащегося щебня – гуще и толще, серый воздух стал жарче, и сочащаяся отовсюду некромантия увеличила свою мощь. Кое-где из трухлявых холмов виднелись остатки исполинских скелетов, принадлежащих не то окаменелым живым колоссам древности, не то каркасам исполинских дворцов, что стояли в этих местах двадцать пять тысячелетий назад. За минувшие эпохи сии останки вросли в каменную толщу и были видны лишь отчасти, ибо поглотившие их холмы истрескались и наполовину обрушились, обнажив свои внутренности. Подземная обитель Некромантов была где-то недалеко, и Тысяча остановилась, изготавливая лагерь для ночлега.
Вторая ночь прошла в изрядном напряжении, но крупных атак членистоногих гадов не сей раз не последовало. Одиночная нечисть лезла постоянно, и часовые соревновались друг с другом в том, кто нарубит или пронзит стрелою большее количество гадов. Несколько раз откуда-то издалека, словно с небес, доносилось громкое стрекотание, и в это время пропадало даже одиночное зверьё, но источник сего треска неизменно оказывался где-то достаточно далеко и никакой угрозы не нёс. Сие относительное спокойствие позволило Трэргу завершить наложение чар, и спустя три часа после полуночи он отдал воинам последнюю партию зачарованных доспехов. Через тридцать ударов сердца после этого он уже спал, погрузившись в тяжелый сон, в коем ему виделись бесконечные ряды подлежащей зачарованию брони. Наутро он проснулся с трудом, и едва взглянувшая на него возлюбленная поспешила излить на Трэрга восстановительные заклятья. Мгновенно посвежев, он отыскал Гронга, и братья с двумя десятками воинов отправились осмотреть ближайшие окрестности. В том, что первое столкновение с Детьми Некроса произойдет вскоре, сомневаться не приходилось, Тысяча была где-то рядом с их стальными пещерами.
Лагерь выстроился в оборонительные порядки и погрузился в ожидание, но оно оказалось недолгим. Едва отряд разведчиков углубился в холмы на один долгий перебег, как магические потоки сообщили Трэргу о бесконечном количестве местного зверья, копошащегося под толщами трухлявого камня. Шаман предупредил об этом воинов, и отряд изготовился к отражению нападения. Однако твари медлили. То ли ещё не почувствовали появление Орков, то ли были заняты вечной междоусобицей, что означало в конечном итоге неизбежный её выплеск из-под земли наружу.
– Гады Некроса в плодовитости своей дадут фору даже к’Зирдам, – Трэрг прислушался к магическим потокам. – Их количество столь огромно, что они не гнушаются поедать даже родичей, ибо всегда испытывают голод. И потому все они стремятся выбраться на поверхность, дабы отыскать добычу среди себе подобных.
– Чего же они не пожрут друг друга прямо под землей? – недовольно фыркнул Гронг.
– Они усердно запечатывают входы в свои лабиринты, а в случае вторжения чужаков быстро прокапывают новые норы, – ответил могучий шаман, не отрываясь от созерцания первичных энергий. Потоки мирового волшебства густо несли отпечатки лютого голода. – Хитросплетения их переходов весьма сложны, порой они сами блуждают там, терзаемые голодом. Инстинкт гонит их на поверхность, ибо на открытой местности обнаружить добычу проще. Там они нападают на любое существо и либо получают пищу, либо сами становятся ею.
