— Род не отпустил ее? — спросил он наконец у сына. — Ты взял жену без ведома ее родичей?
— Род ее не может сдержать слова! А сама она согласна. Мы были обручены по обычаю, перед богами и предками на нас нет вины!
— Род потребует ее назад.
— Мы дадим за нее вено[144].
— И правда, отец, ведь наша девка! — сказала жена Закрома. — Давно сговорились, давно бы и свадьбу играть! А Вешничам какие теперь свадьбы — так что же нам, без невестки оставаться?
— Погоди, мать, — ровным голосом ответил жене Закром. — Надо спросить у рода. Если Вешничи приедут требовать назад свою дочь — захотят ли наши силой отстаивать ее?
— Да у них в роду каженник! — вступил в беседу дед. — Да ведь ей он брат родной! Как бы и на ней не было сглазу! И нам принесет беду!
— На кого наведен сглаз, того очистить можно! — снова сказала хозяйка, и Спорина посмотрела на нее с благодарностью.
— Зовите родню! — велел Закром младшим детям, и трое подростков, с раскрытыми ртами слушавшие, гурьбой кинулись вон из избы. — Пусть род решает.
Вешничам не понадобилось много времени для того, чтобы напасть на след. И Лобан, и Берестень помнили о своих обязательствах перед Боровиками. Непонятным оставалось только одно — ушла Спорина добровольно или ее увезли силой?
— Не позволим наших девок умыкать! Нам обида большая! Вернем! — шумели мужики, потрясая кулаками, а кое-кто и топорами.
Вскоре десяток долбленок отплыло от берега и потянулось вниз по Светлой Белезени. В поход вышли все мужчины и парни Вешничей. В переднем челноке сидела на носу Елова, держа в руках Оборотневу Смерть. После того как она не причинила вреда чуроборскому оборотню, многие усомнились в ее силе, но Елова твердила, что сила священной рогатины осталась прежней. В таком важном деле без нее никак нельзя было обойтись. Перед отплытием ведунья угостила Оборотневу Смерть кровью зарезанной курицы, и кровь еще блестела, подсыхая, на острие, пачкала колени ведуньи.
Завидев вереницу лодок еще на реке под займищем Боровиков, несколько мальчишек кубарем скатились с прибрежных ив и бросились бежать. Боровики ждали гостей, и это убедило Вешничей в том, что они на верном пути.
— Не будем все же раздориться! — уговаривал старейшину Лобан. — Ведь сговорили девку подобру — вено возьмем, и пусть себе живут.
— Не спустим бесчестья! — перебивал его старший брат Бебря, воинственно встряхивая топором. — Давным-давно такого не было у нас, чтобы девок умыкать! Мы не дикая пущень, что по-иному и не женится! Нынче одну девку, завтра трех, потом и за скотину возьмутся — приходи, кому не лень, бери у Вешничей, что приглянется! Пращурам нашим стыд!
И мужчины согласно шумели — исчезновение Спорины всем показалось нестерпимой обидой и позором.
— Русалочий дух! — бормотала Елова, не оборачиваясь, поглаживая ладонью рукоять рогатины. — Хотели одному кровь зажечь, а загорелось у всех. И Оборотнева Смерть сама крови хочет!
Над воротами займища Боровиков были укреплены оленьи рога, а перед ними стоял на дороге старейшина, Укреп. На нем была рубаха из оленьей кожи, расшитая красными узорами, которую старейшина надевал только по важным случаям, во время обрядов, а в руке его вместо обычного посоха был резной, с навершием из оленьего рога. По виду Укрепа Вешничи поняли, что старейшина приготовился к важному разговору — к утверждению мира, к объявлению войны? Крики умолкли, топоры спрятались, вперед вышли Елова со священной рогатиной и Берестень.
— Мир и достаток пребудут с вами вовек! — заговорил Берестень, приблизившись к воротам.
— Мир и вам, соседи и родичи! — ответил Укреп. Вешничи отметили последнее слово. — Зачем вы пожаловали к нам с оружием пращура и вещей женщиной?
— Мы ищем пропажу, — ответил Берестень. — Одна из наших дочерей исчезла сегодня утром. Вещая женщина указала на ваше займище. Один из сыновей вашего рода увез ее.
— В нашем роду нет дочери вашего рода, — твердо ответил Укреп, и Вешничи недовольно, угрожающе загудели. — А если вы не имеете веры моим словам — не знаю, чем я заслужил это, — вы можете войти и осмотреть наши дома.
— Когда камень поплывет по Белезени, тогда я утрачу веру в твои слова, мудрый старец! — вежливо ответил Берестень. — Может быть, ты не знаешь, что наша дочь в твоем займище. Мы войдем и осмотрим сами. Священное оружие нашего предка откроет истину.
Укреп посторонился, ворота открылись. Все Боровики, от малых детей до стариков, собрались перед избами, с опасливым любопытством разглядывая пришельцев. Особенно много взглядов устремлялось к Елове — ведунья почти не покидала своего ельника и из других родов ее мало кто видел. Привлекала любопытство и рогатина Оборотнева Смерть — в каждом роду был свой оберег, но рогатина Вешника пользовалась особым уважением.
О чуроборском походе Оборотневой Смерти ходило в округе немало толков, и сейчас Боровики могли убедиться, что рогатина не утратила своей древней силы. Держа ее острием вперед, Елова обходила один двор за другим, что-то бормоча себе под нос, и рогатина, как живая, тянулась заглянуть во все закоулки, как будто нюхала черным острым наконечником следы, покачивалась отрицательно. Дети прятались в подолы матерей, когда рогатина приближалась к ним, — когда-то давно она, должно быть, вот так же искала среди детей и девушек подходящую жертву при постройке займища, чтобы духи срубленных деревьев не мстили жителям новых изб. Женщины шептали мольбы к своим чурам, мужчины хранили спокойствие. Один Укреп провожал Елову в ее обходе займища, и его посох с оленьим рогом в навершии охранял свой род от возможного сглаза чужого.
Наконец рогатина осмотрела последний дом и сама собой указала на ворота.
— Их нет здесь, — объявила Елова. — Но они здесь были.
Вешничи обернулись к Укрепу, и он наклонил голову.
— Ваше священное оружие сказало правду. Дочь вашего рода была здесь. Один из наших сыновей взял ее в жены, и она пошла за ним по доброму согласию. Наши предки и Две Матери-Оленихи свидетели моим словам. — Он приподнял свой посох навершием к небу, призывая Небесных Олених. — Но мы не можем принять в род девушку, не отпущенную ее родом, несущую недовольство Леса. Мы не приняли их. И они ушли. Наши предки были свидетелями, как наш род проводил их. Наш сын получил все добро, на какое имеет право. Мы принесли жертвы богам и предкам, прося их благословить начало нового рода. Больше они не наши и не ваши, судьба их в руках богов. И мы не хотим, чтобы дружба наша с родом Вешничей оказалась нарушенной.
Вешничи помолчали. Если Макошь назначила Спорину в жены Здоровцу, никто не вправе им мешать. Если род не хочет принять их, они имеют право основать свой. А будет ли с ними удача, сумеют ли они отстоять свое право на жизнь перед Лесом, пока подрастут их сыновья, станут работниками и воинами, — это в руках Всемогущей Пряхи Судьбы.
