Котенок не спрашивал, как идут дела, он просто приходил, садился, с трудом находя место на полу, не заваленное бумагой, пустыми чашками из-под кофе и бутылками вина, и смотрел, как я работаю. Я всегда чувствовал его присутствие, даже если в этот момент не отрывал глаз от рассчетов. Это было как прикосновение чего-то оченьтеплого и мягкого к груди. Мне не требовались ни слух, ни обаяние.
Цифры скакали вокруг меня злобными хищными насекомыми, я пытался хватать их за щуплые шеи, но оставался с пустыми руками и, стоило мне оглянуться в одну сторону, как с другой тот час набухал огромный, похожий на вот-вот обрушущуюся лавину, ком.
— Ты устал, — сказал Котенок, осторожно гладя меня по спине, — Отдохни, Линус. Ты не спал два дня.
— Мы не можем сейчас отстаться без связи.
— Связь ничего не изменит. Коарбли идут своим курсам. Мы может только ждать.
— Не люблю ждать, — криво усмехнулся я, — Я из тех, кто считает, что в последние минуты жизни надо двигаться, даже если эти движения — судороги ног повешенного.
— Ты ведь не сможешь убедить имперский курьер заедлить ход.
— Это и не требуется.
— Тогда к чему все это?
— Если герханский корабль опоздает… — я вздохнул, получилась незапланированная, но многозначительная пауза,
— Если опоздает… Тогда мы будем знать это заранее.
Котенок тоже вздохнул.
— Тогда все?
— Да, все. У нас с тобой нет будущего, Шири, поэтому мы должны сделать его сами.
— А если не сделаем, то умрем.
Он сказал это совершенно без надрыва, так, как говорил обычно.
Я сдался.
Не торопясь смял все листы с вычислениями, чиркнул зажигалкой, превратив их в пышущий жаром огненный шар и отправил в море. Потом сломал карандаш попалам и отправил туда же. Котенок, дремавший на лежанке, проснулся и испуганно наблюдал за тем, как я беру со стола ружье. Ружье мы с некоторых пор стали держать заряженным и под рукой. Мы не объясняли друг другу, зачем это, но если выходили на косу или собирались в море на «Мурене», кто-то один из нас всегда прихватывал его с собой. Амулет? Возможно. Но это стало болезненной привычкой, о которой нам не хотелось говорить. Я направил ствол на экран терминала.
— Что ты делаешь?
— К черту этот мусор, — ответил я сквозь зубы, — От него не больше толку, чем от прошлогодних водорослей.
— Ты с ума сошел?
— Давно, — я плюнул под ноги, бросил ружье на пол и сел на лежанку, — Ничего… Это не страшно.
Глупо убивать то, что не умеет ни действовать самостоятельно, ни чувствовать. К тому же, осколки посекут и нас с Котенком, я еще недостаточно тронулся чтобы стрелять картечью в маленькой комнате.
— Можно я?
— А?
— Давай я попробую, Линус.
— Попробуешь что? Малыш, это не просто компьютер, это терминал. Его не перепрограммируешь за минуту.
Он не ответил. Зевнул, подошел к компьютеру, стал вдумчиво изучать надписи на экране.
— Я ложусь спать. Не спал уже неизвестно сколько… Растолкай меня утром, хорошо?
— Угу, — ответил он, потирая верхнюю губу. Он всегда делал это, когда о чем-то размышлял. В таком состоянии говорить с ним было бесполезно. Я мысленно махнул рукой и перевернулся набок. И почти тот час же меня накрыло сном, черным и глухим, как плотное одеяло, сквозь него не просачивались даже сновидения.
Конечно же, Котенок меня не разбудил. Я проспал почти до полудня и когда наконец вынырнул из-под одеяла, вокруг уже был день. Тем не менее рядом слежанкой стояла чашка горячего чая. Горячего — значит Котенок постоянно нагревал его для меня. Я почувствовал себя неловко. Рядом со мной на простыне была небольшая вмятина, значит он спал сегодня рядом со мной
— Чудо ты мое… — пробормотал я, потянувшись за чашкой.
И едва не разбил ее, мимоходом взглянув на экран. Горячий чай полился на запястье, но я этого даже не заметил — вскочил и, как был, бросился к терминалу.
— Котенок!
Он появился в дверях секунды через три. Вид у него был немного сонный, но, в общем-то, обычный. Он вопросительно посмотрел на меня.
— Терминал работает!
— Да. Я починил все вчера. Не знаю, как получилось, но связь точно работает.
— Ты снял блокировку!
— Но ты ведь это и хотел, Линус? Или я ошибся?
Я подул на обожженную руку.
— Котенок, ты снял блокировку, над которой я бился двое суток. Даже не снял, ты обошел ее! Но это невозможно.
Даже я… Черт. Я, конечно, мало понимаю в таких делах, но я работал с этой системой четыре года и кое-что в ней понимаю. Но я не понимаю того, как ты разобрался с этим. Это невозможно.
— Невозможно упасть с орбиты в нефункционирующей капсуле и уцелеть.
— Котенок!
— Ладно-ладно… — он потерся о мое плечо, — Это очень старый маяк, да?
— Этот хлам уже в почтенном возрасте.
— Это «Сакком» — Котенок ткнул пальцем в терминал, — Ему лет пятнадцать, он чуть младше меня.
Обойти его блокировку сложно, но есть пути. У меня получилось часов за семь. Я немного запутался в протоколе обмена данными между входящим каскадом и портами второго массива, все-таки я еще очень плохо знаю имперский, но…
— Вас учили этому?
Получилось жестче, чем надо.
— Да. Взламывать устройства связи имперского образца у нас учат почти с детства. Извини, я не смог восстановить управление логгером — там стоял хитрый блок, о котором я не знал. Мы такой не изучали… Когда я попытался обойти блокировку, он сжег все… У нас нет логгера больше.
— Что ж, лучше быть безоружным, чем вооруженным, но слепым, — протянул я, — Стой. Выходит, ты в любой момент, с самого начала, мог взломать к чертям терминал связи?
Котенок побледнел. Даже не побледнел — просто его щеки тронула легкая, едва заметная, изморозь.
— Да, — прошептал он, — Мог.
— Диверсант! Взломщик! — я обнял его и поцеловал в холодный лоб, — Ты умнее меня, Шири. Умнее старого дурака
Линуса. Я бился двое суток… Черт, чего ж ты сразу не сказал?
— Я боялся все испортить.
— Ладно, это уже неважно. Значит, связь восстановлена? А обзор?
— У меня нет кодов доступа к спутнику, но я расчистил дорогу, твои старые должны сработать.
— Ты у меня молодец. Ты чудо.
Он смутился, бледные щеки тут же заалели. К похвале он все еще не привык.
«Привыкнет, — пообещал я сам себе, все еще держа его в объятьях, — Чего бы мне это не стоило, но этого он получит с запасом. Я вытащу тебя, Шири-котенок. Туда, где ты сможешь быть спокоен.»
Я сел перед терминалом.
— Ты чай не выпил, — подал голос Котенок.
