— Я пришел убить вас, — раздался любезный голос герцога Уэссекского. — Извольте обнажить саблю.
В каком-нибудь десятке футов от мистера Хайклера стоял его светлость герцог Уэссекский, высокородный палач на службе короля Генриха, одетый как французский чиновник, и в руках у него сверкала дуэльная сабля.
— Вы вызываете меня на дуэль? — спросил Джеффри, отчаянно пытаясь оттянуть время. Уэссекс здесь, следовательно, он знает все. Должно быть, он пришел за молодым королем. Если Джеффри сумеет захватить Уэссекса — живым или мертвым, — это прибавит ему веса.
А потом он сможет поступить с этой герцогиней, от которой столько хлопот, как ему заблагорассудится…
— На самом деле нет, — извиняющимся тоном произнес Уэссекс. — Я пришел, чтобы убить вас, а пистолет может привлечь нежелательное внимание.
«У меня-то как раз есть пистолет, ваша докучливая светлость, — а у вас нет».
Джеффри боялся преждевременно привлечь внимание противника к этой своей козырной карте, но он чувствовал тяжесть пистолета в кармане мундира. Левой рукой он медленно извлек саблю из ножен. Большинство фехтовальщиков испытывали трудности, когда им приходилось драться с левшой, и потому Джеффри давно уже приучился владеть обеими руками. Он опустил клинок острием вниз, лезвием наружу, в соответствии с требованиями немецкой школы.
Уэссекс, как заметил Джеффри, предпочитал итальянскую школу. Его светлость встал в позицию en garde[26] и быстро атаковал, прижимая кулак свободной руки к боку.
Сабли скрестились с пронзительным звоном. Оба противника были отличными фехтовальщиками. Каждому уже не раз доводилось убивать. Но Уэссекс дрался за жизни других, а Джеффри — за собственную шкуру. Он снова и снова оттеснял герцога, пока они не пересекли всю гостиную. В утренней тишине топот их сапог казался очень громким, но уж конечно он был не громче пистолетного выстрела. Джеффри бешено полосовал воздух. Единственное, к чему он стремился, — это уберечься от вражеского клинка и вытащить пистолет. Хотя для этого ему понадобилось всего несколько секунд, оба противника успели вспотеть.
— А теперь, Уэссекс, пора пересмотреть итог состязаний.
— А стоит ли, Хайклер? Конечно, это закончится скандалом, но так ваша семья по крайней мере узнает, что вы умерли как джентльмен.
— Да вы с ума сошли, ваша милость! Это вы мне будете говорить о джентльменстве и чести? Но я отклонился от темы. Думаю, победа принадлежит мне. Бросайте саблю.
Уэссекс подчинился, и Джеффри, приблизившись, пинком отшвырнул саблю в сторону.
После этого его светлость извлек карманные часы и открыл их, явно позабыв про пистолет в руках Джеффри.
— Солнце встает в шесть, как я и думал, — заметил его светлость и выстрелил Джеффри Хайклеру в горло.
Сила отдачи вырвала часы из руки Уэссекса, и они со звоном разбились об стену над его головой. Грохот выстрела эхом отразился от каменных стен. Герцог схватился за ушибленную руку. Замаскированный пистолет был воистину грозным оружием, но за пользование им приходилось платить свою цену.
Уэссекс быстро подхватил саблю и раздавил останки часов; нечего секретам «Белой Башни» попадать в руки врага.
Дверь распахнулась.
— Тут был англичанин! — крикнул Уэссекс удивленным chausseur. — Он выскочил в окно! За ним! Скорее!
Верхние этажи старого замка были по большей части необитаемы, как выяснил Илья Костюшко, выдавив одно из чердачных окон, но назвать их пустыми было трудно. Уэссекс велел ему устроить диверсию, и он ее устроит. Замок уже однажды горел, так почему бы ему не погореть еще?
Несколько минут Костюшко занимался тем, что стаскивал в одно из заброшенных чердачных помещений набитые соломой тюфяки и ветхую мебель. Конечно, пожар лучше устраивать на нижнем этаже, а не на крыше, но Костюшко вынужден был исходить из сложившейся ситуации. Собрав изрядную кучу потенциального горючего, Костюшко отправился в помещение для слуг, а оттуда — на дальний чердак, где и обнаружил предмет, вызвавший у него искреннее недоумение: плетеную корзину высотой в человеческий рост, по краям которой висели мешки с песком.
— Интересненько… — пробормотал он себе под нос.
Еще любопытнее был тот факт, что здесь же наличествовали и прочие части конструкции, аккуратно сложенные в упаковочные деревянные клети. Костюшко подошел к окну и выглянул наружу. Скаты крыши были крутыми, а прямо под отвесной стеной протянулся ров, но слева от Костюшко, там, где крыша примыкала к старой каменной башне, самой древней части замка, небольшой ее участок был плоским.
Следующий вопрос: сумеет ли он переправить туда эту штуковину?
Негромко насвистывая, Костюшко принялся за работу.
Подземелье оказалось настоящим лабиринтом. Когда беглецы выбрались из винного погреба, то поняли, что наверху творится форменный хаос: слуги вопили, солдаты ругались, и все орали друг на друга. Пройти через кухню не представлялось возможным. Потому Мириэль, Сара и Луи повернули обратно и попытались отыскать ту дорогу, по которой Джеффри привел юношу в подземелье, но в результате лишь вернулись к ряду камер.
— Это ужасно! — простонал Луи. — Здесь нет ни одного выхода, который не сторожили бы шакалы Талейрана. Возвращайтесь тем путем, которым вы пришли, а я останусь здесь.
— Нет! — крикнула Мириэль.
— Думаю, должен быть другой путь, — сказала Сара. — Мириэль, дайте-ка мне вашу свечу. А вы, Луи, принесите немного мокрой соломы.
Прежде чем Сара Канингхэм оказалась вовлечена в дела иноземных народов, ей пришлось пройти суровую школу выживания и научиться обходиться самыми простыми подручными средствами. Спутники Сары недоуменно уставились на тоненькую струйку дыма, уходящую от крохотного костерка куда-то вверх.
— Прошу прощения, мадам герцогиня, — произнес Луи, — но зачем это? Пожар нам не поможет.
— Огонь покажет нам путь наружу, — пояснила Сара. И, словно заслышав ее слова, струйка дыма устремилась вбок, в сторону выхода.
Трижды Сара останавливалась и разводила маленький костерок при помощи свечи и нескольких пучков прелой соломы. Каждый раз дым двигался вслед за сквозняком, указывая беглецам путь к свободе. Подобным образом Сара исследовала пещеры, находившиеся неподалеку от ее дома; если нужно было отыскать выход из-под земли, этот способ действовал почти безукоризненно.
И снова — в рукотворном лабиринте, вдали от дома — нехитрый фокус сработал все так же надежно. Беглецы добрались до двери, которую никто из них прежде не видел. Она располагалась на верхней площадке длинной прямой лестницы, и из-за двери пробивался свет.
