Трэйси Хикмэн - Таинственный воин

Девять тысяч воинов парили в ночи.

То был ответ на обещание Дуинуин найти новую истину.

У гоблинов так часто меняются правители, что это редко привлекает большое внимание придворных. Главное — знать, кого теперь следует проклинать. Бесполезно жаловаться, если кого-то казнили, а кого-то лишили поста; важнее знать, кто именно отдал приказ о казни или смещении.

Но на сей раз переворот породил массу толков. Еще до того как было объявлено имя нового Донга, все ознакомились с его первым указом. Указ был глупым и доставил множество неприятностей всем и каждому в королевстве, поэтому на него жаловались много недель.

Сжигать книги было запрещено, все книги отныне следовало немедленно доставлять новому Донгу.

Гален стоял на вершине холма и смотрел на север. Он смотрел туда на закате каждого дня с тех пор, как месяц назад они покинули равнину Энлунд и укрылись в лесистых холмах на юге. Воспоминания и сожаления стали для него чем-то вроде ритуала, помогавшего набраться решимости.

За его спиной воины Круга готовились ужинать. Они разбили лагерь в роще на лугу. Гален и его люди поняли, что им легче действовать сообща, чем пытаться выжить поодиночке. Им помогала магия, загадочная сила, но на нее не всегда можно было положиться. Для этих людей магия оставалась почти такой же загадкой, как для всех остальных, поэтому им не всегда удавалось пустить ее в ход. Но они как могли испытывали ее в редкие свободные минуты — теперь большая часть их сил уходила на то, чтобы выжить.

Но к исходу дня Гален всегда выкраивал время и покидал товарищей, чтобы побыть недолго одному. Он думал над своей судьбой, которая привела его в это странное, ужасное место. Мысли о доме все еще мучили его, но он не сомневался: прошлое не вернешь. Из-за него погибла первосвященница Васски; его имя наверняка произносят по всей Драконьей Глуши с гневом и ненавистью. Он тосковал по Берките, но знал, что, скорее всего, никогда больше не увидит ее. Прежней жизни, похоже, пришел конец.

Что ему еще оставалось, как не идти вперед?

Так однажды сказал Сефас. И, возможно, Pea была права: в том и заключалась его судьба. Если так, Гален заплатил за эту судьбу слишком высокую цену. Наверное, ему следовало понять все раньше, ведь сама магия пыталась его предупредить, послав сон в ту последнюю ночь, которую он провел с любимой женой.

Река увлекает меня к водопаду. Я мчусь рядом с духами воды, и они смеются, шныряя вокруг меня. Мое тело сливается с рекой, теперь я чист, как сам поток, и плыву по течению, устремляясь туда, куда стремится река. Смирившись со своей судьбой, я безропотно превращаюсь в духа воды и лечу через гребень водопада. Духи, взволнованные и ликующие, прыгают вокруг. Я лечу по воздуху, разбиваюсь о скалы и рассыпаюсь на тысячу кровавых капель. В каждой капле — частица моего «я», которое растворяется в водах реки и в пене, взбитой духами воды. Алые воды стремятся вперед, в залив. Меня уносит все дальше, я растекаюсь вширь и становлюсь все тоньше, и вот меня уже не собрать. От меня просто ничего не осталось. Я навсегда растворился в водах залива, я никогда больше не вернусь в родной городок, над которым парит темная тень дракона...

(«Книга Галена» из «Бронзовых кантиклей», том IV, манускрипт 1, лист 4)

«Бронзовые кантикли», или, точнее, «История о Бронзовых кантиклях» в том виде, в каком они сегодня известны, — не оригинал. Это собрание текстов, датировка которых колеблется между 436 Ф. Э. и 30 Е. Э. (с 457 по 923 Д. Р.). Однако большинство ученых считают, что само собрание было составлено около 225 Е. Э., намного позже описанных событий, значит, события эти не могли быть известны составителю лично.

Что касается названия сборника, давно существует некоторая путаница понятий. Сами «Бронзовые кантикли» — магическая реликвия, которую давно искали Мистики Аэрбона. «История о Бронзовых кантиклях», однако, основана не на самих «Кантиклях», а на событиях, связанных с приходом к власти династии Мистиков и их поисками древних «Бронзовых кантиклей», а также на отношениях Мистиков с королевствами фаэри и гоблинов. С годами значение самих «Бронзовых кантиклей» поблекло, тогда как истории о том ужасном и трагическом времени остались.

О составителе, которого обычно называют просто Хронистом, очень мало известно. То немногое, что мы о нем знаем, почерпнуто из самого текста. Большинство ученых считают его (или ее) человеком, возможно, потомком Мистиков с Южного мыса моря Рамас. Большинство дат, указанных в «Кантиклях», согласуются с календарной системой империи Рамас — систему эту позже переняли и человеческие Мистики. Более того, в самом тексте — как в языке, так и в подборе материалов — несомненно, чувствуется человеческая точка зрения. В языке можно уловить влияние наречия обитателей берега Леман, но текст начертан келаранским письмом, неизвестным в Утаре. По поводу личности Хрониста неоднократно возникали споры. В самом тексте, однако, ничего не говорится о загадочном составителе. Нам остается только строить догадки, положившись на свое воображение.

Во время составления текстов Хронист встретился с серьезными проблемами. Очевидно, он использовал не только человеческие источники, но и переводы историй фаэри или гоблинов.

Из всех этих источников наиболее сомнительными являются истории фаэри (как указано в примечаниях Хрониста, включенных в это издание). Образ мыслей фаэри так заметно отличается от человеческого, что человеку трудно понять фаэ. До Второй эпохи у фаэри не было историй в том смысле, в каком это понимают люди. Истории фаэри появились позднее, порожденные необходимостью найти общий язык с людьми. Поэтому не существует записей, датируемых Первой эпохой Сплетения. Однако фамадорийские записи, судя по всему, очень помогли в интерпретации событий в мире фаэ в рамках событий Первой эпохи Сплетения Миров.

Записи гоблинов являются фиксацией их устных историй и почти столь же сомнительны, как документы королевств фаэри. Взгляд гоблинов на мир основывается лишь на эмпирической реальности; истина для них абсолютно субъективна и постоянно меняется в соответствии с задачами текущего момента. Хронист это прекрасно сознавал и в примечаниях указывал, что изложенные в тексте события взяты из разных записей. Вероятно, у нас никогда не будет более объективного свидетельства гоблинов, и нам остается лишь довольствоваться свидетельствами их многочисленных субъективных наблюдателей.