«Так и было», — подтвердила Сапфира, сворачиваясь клубком рядом с Эрагоном.
Эрагон тут же вспомнил техургалов, с которыми разговаривал в Тирме, и их «хозяина», о котором они упоминали. Так они имели в виду короля! И значит, я нанес оскорбление самому могущественному человеку в Алагейзии! Ему стало не по себе, но потом он вспомнил ужасную резню, устроенную ургалами в Язуаке, и дикая, вызывавшая тошноту ярость вскипела в нем.
«Значит, те ургалы, в Язуаке, выполняли приказ короля? Но зачем ему совершать подобные зверства?» — спросил он Сапфиру.
«Потому что в нем воплощено само Зло», — спокойно ответила она.
И Эрагон вскричал — уже в полный голос:
— Но это же означает войну! Как только все в Империи узнают об этом преступлении, они восстанут и перейдут на сторону варденов!
Муртаг задумчиво промолвил, опершись подбородком о сложенные на коленях руки:
— Ну что ты! Даже если люди узнают о совершенных по приказу Гальбаторикса зверствах, мало кто из них решится перейти на сторону варденов. Имея под своим началом ургалов, король вполне способен попросту закрыть границы Империи и с помощью армии держать ситуацию под контролем, какой бы мятежный дух ни витал среди его подданных. Запугав их, он сможет творить в своем государстве все, что захочет. И даже если все жители Алагейзии дружно его возненавидят, он заставит их подчиниться и воевать против общего врага.
— И кто же станет этим «общим врагом», — растерянно спросил Эрагон.
— Эльфы и вардены, разумеется. Если умело воспользоваться слухами, можно ведь и героев превратить в самых отвратительных чудовищ, а эльфов — в этаких оборотней, которые только и ждут возможности отнять у людей их земли и лишить их спокойной жизни. Можно даже разъяснить, что мы всегда недопонимали ургалов, что на самом деле они — наши друзья и союзники в борьбе с предателями-эльфами. Вот только интересно было бы знать, что именно пообещал им Гальбаторикс в награду за верную службу?
— Но это же невозможно! — стал возражать Эрагон. — Никто так просто не поверит слухам об эльфах, да и союз Гальбаторикса с ургалами мало кому понравится. И зачем ему ургалы? У него и так власти хватает.
— Но его власти угрожают вардены, а варденам многие симпатизируют. И, между прочим, еще существует Сурда! А Сурда не признает власти Гальбаторикса с тех пор, как отделилась от Империи. В пределах Империи у него власть действительно огромная, но за ее пределами он чувствует себя не слишком уверенно. А если очень постараться и надеть на подданных розовые очки, то, конечно же, подданные станут верить каждому слову своего повелителя. Такое ведь уже не раз случалось. — И Муртаг умолк, мрачно глядя перед собой.
Его слова сильно задели Эрагона. Он глубоко задумался и вдруг услышал вопрос Сапфиры:
«А куда Гальбаторикс посылает отряды ургалов?»
«Что?» — удивился Эрагон.
«Ив Карвахолле, и в Тирме говорили, что ургалы покидают насиженные места и мигрируют куда-то на юго-восток — словно желают одолеть пустыню Хадарак. Если король действительно командует ими, то почему он посылает их именно в этом направлении? Может быть, он в какихто своих целях хочет создать в тех краях целое поселение ургалов? Сделать из них своих послушных воинов?»
При одной мысли об этом Эрагон весь похолодел. «Знаешь, сейчас я слишком устал, чтобы рассуждать на такие сложные темы, — сказал он Сапфире. — Что бы Гальбаторикс ни планировал, нам от его планов только хуже. Сейчас мне хотелось бы одного: узнать, где находятся вардены. Но без Дормнада нам их не найти. И, боюсь, как бы мы ни скрывались, рано или поздно слуги Империи нас все равно найдут».
«Не стоит сдаваться раньше времени, — попыталась приободрить его Сапфира, но потом сухо прибавила: — Хотя, возможно, ты и прав».
«Вот-вот», — насмешливо откликнулся он и, глянув на Муртага, сказал ему:
— Ты жизнью рисковал, чтобы меня спасти! Теперь я твой вечный должник. Сам я никогда бы оттуда не выбрался. — Но дело было не только в этом. Эрагон чувствовал, что за это время они стали друг другу как братья, их дружба закалилась в боях и выдержала немало испытаний на прочность, да и Муртаг не раз доказывал ему свою верность.
— Я рад, что смог тебе помочь, — просто сказал Муртаг. — Это ведь… — Он запнулся и потер руками лицо. — Это неважно. Сейчас меня больше всего беспокоит то, как нам продолжить свой путь, если за нами гонится такое количество преследователей. Ведь завтра на нас начнет охоту весь гарнизон Гиллида. И, стоит им обнаружить следы копыт, они сразу поймут, что ты не улетел верхом на Сапфире.
— Верно, — с мрачным видом кивнул Эрагон. — Но все-таки скажи, как тебе удалось пробраться в крепость?
Муртаг тихо засмеялся:
— Заплатил как следует, потом прополз по всяким помойкам… Впрочем, у меня ничего бы не вышло, если б не Сапфира. Она… — и он повернулся к драконихе, — то есть ты, это и есть главная причина и основа нашего спасения. Я и сам до сих пор удивляюсь, что нам удалось оттуда живыми уйти!
Эрагон благодарно погладил Сапфиру по чешуйчатой шее, а она довольно заурчала в ответ. Взгляд Эрагона вновь упал на лицо эльфийской девушки, это тонкое и нежное лицо было столь прекрасно, что он не мог отвести от него глаз. С трудом заставив себя отвернуться, он встал и сказал:
— Надо бы ей постель приготовить…
Муртаг тоже поднялся и расстелил на земле одеяло. Когда они перекладывали на него девушку, ее рукав, случайно зацепившись за сучок, разорвался, и Эрагон охнул от неожиданности.
Нежная рука девушки была вся покрыта синяками, порезами и ожогами, некоторые уже успели поджить, другие были совсем свежие, воспаленные. Эрагон от гнева даже слов лишился; он только качал головой, осторожно осматривая эту изувеченную до самого плеча руку. Дрожащими пальцами он развязал тесемки у ворота ее рубахи, с ужасом думая, что сейчас увидит.
Когда ее тело предстало перед ними почти обнаженным, Муртаг не выдержал и выругался: сильная и мускулистая спина эльфийки была покрыта рубцами, точно коростой, из-за чего кожа казалась похожей на пересохшую, растрескавшуюся глину. Ее безжалостно избивали бичом и, похоже, прижигали раскаленными железными щипцами, имевшими форму когтей. По всему телу девушки виднелись страшные синяки и кровоподтеки — следы бесчисленных истязаний. На левом плече они заметили синюю татуировку — тот же символ, который Эрагон видел на крупном сапфире, вделанном в перстень Брома. Глядя на истерзанное тело несчастной, Эрагон про себя поклялся непременно отомстить всем ее мучителям. Муртаг, похоже, был настроен более реалистично.
— Ты можешь исцелить ее? — спросил он.
— Я… не знаю. — И Эрагон сглотнул комок, сдавивший горло. — Не уверен. Тут слишком много…
