Если бы Таштен знал, о чем думает Шерман, он смог бы только горько усмехнуться. Какая месть? Лишившись своего накопителя, Властитель был практически бессилен. И как бы он не хотел примерно наказать норлока, который обвел его вокруг пальца, сейчас Таштену было явно не до этого. И в ближайшую пару сотен лет положение вряд ли измениться. Боги, ну кто же мог знать, что этот Лавр сможет воспользоваться медальоном, чтобы совершить перенос в другой мир? Да еще и прихватить с собой накопитель? Последнее, впрочем, вряд ли было идеей эльфа. Сработал обычный закон подлости. Медальон, которым воспользовались, как магом-вещью, взял себе в качестве платы возможность самому выбрать интересный для него мир. Тьфу! Сколько раз Таштен зарекался пользоваться изделиями Высших рас? Вечно они ведут себя не так, как следует! Интересно, куда же теперь переместился накопитель? Вряд ли решил вернуться в мир Шермана, там бы его Таштен быстро учуял. И вернул себе. Скорее всего, последовал за Лавром. И, как пить дать, «прицепится» теперь к какому-нибудь сильному магу. И угораздило же эльфов создать магическую вещь с характером! Впрочем… то, что накопитель не достался Панеку, было уже хорошо. А силы… ну, что ж. Таштен их накопит. В конце концов, это с ним случается не в первый раз. В крайнем случае, продаст выигранный у Панека мир кому-нибудь еще. Все равно на то, чтобы контролировать его, у Таштена пока не хватало сил. Так что всё, что оставалось делать Властителю — это погрузиться в изучение рукописей, постепенно копить магическую энергию и ждать своего часа.
* * *
Пять лет спустя…
Осень была теплой. Ласковой, золотистой и светлой. Мы с Шерманом лениво лежали прямо на ковре, подоткнув под бока мягкие подушки, и любовались кружившими в воздухе хрупкими разноцветными листьями. Они влетали в открытые окна, с мягким хрустом опускались на пол и, подхваченные порывом теплого ветра, вновь уносились прочь. Шерман собственнически положил лапу на мой округлившийся животик и шептал мне на ухо какие-то нежные глупости. Было уютно, тепло и тихо… подозрительно тихо.
— Что-то Корина не слышно, — напряглась я.
И действительно. Из соседней комнаты не доносилось ни шума, ни стука, ни даже возни. Ну что за ребенок? На минуту нельзя оставить! И куда, спрашивается, смотрит няня? Зачем мы вообще ее наняли, если мне все равно всё приходится делать самой?
— Пойду, посмотрю, что там…
Шерман с неохотой выпустил меня из объятий и тоже решил посмотреть, в чем дело. Не напрасно. Потому что увиденная картинка того стоила.
— Шерман, по-моему, у нас неприятности… — замерла на пороге я, не в силах поверить собственным глазам.
— И еще какие, — выдохнул стоявший у меня за спиной норлок.
Нанятая следить за ребенком няня дрыхла самым бессовестным образом, а наш трехлетний сын Корин не ходил на голове (что было его обычным времяпровождением) только по одной причине. Он был занят. С огромным интересом и терпением, достойным лучшего применения, Корин пытался согнуть зубцы у королевской короны, невесть как оказавшейся в его комнате. Занятие было настолько увлекательным, что сын высунул язык и усердно пыхтел. Однако корона, сделанная из светлого металла и украшенная драгоценными камнями, его усилиям не поддавалась.
— Это то, что я думаю? — сложила я руки на груди, вспомнив «милый» обычай норлоков доверять короне выбор наследника престола. — Хрен они угадали! Я им своего сына не отдам!
— Вообще-то, Корин и мой сын тоже, — напомнил мне Шерман. — И я отдавать его во дворец тоже не имею никакого желания. Вопрос только в том, как нам это объяснить норлокам.
— Представления не имею, — честно созналась я.
Солнечный осенний луч упал на королевскую игрушку сына и, отразившись, рассыпался сотней солнечных зайчиков. Нда. А я-то думала, что наши приключения уже закончились. Наивная…
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Сию байку я услышала от жительницы села с оптимистичным названием Упырёвка во время археологических раскопок на институтской практике.
2 "Песнь о Роланде" — средневековая французская эпическая поэма, основу которой составили легенды о Карле Великом. Разумеется, сия поэма исполнялась Брин в изрядном сокращении, иначе менестрель забодался бы ее петь, а слушатели — слушать.
3 «Сид» — имеется в виду трагедия Пьера Корнеля. Исполнявшаяся менестрелем, разумеется, тоже в сокращенном варианте.
4 Реальные секты с реальными убеждениями, существовавшие в Европе вплоть до 18 века.
5 Реальная побасенка из серии "Жития католических святых".
6 Автор сей «гуманной» фразы — Жозеф де Местр (1753–1821) граф, иезуит. Весьма просвещенный человек своего времени.
7 Диалог из к/ф "Обыкновенное чудо"
8 Автор сей фразы — Хелен Роуленд
9 Реальный обычай в средневековой Европе. Когда гражданские власти Франции решили, наконец, с ним покончить, они натолкнулись на отчаянное сопротивление: все епископы объединились для защиты того, что называлось "священной прерогативой святой матери церкви". Преодолеть их сопротивление стоило невероятных усилий.
