— Кирилл Никонович. — просто сказал Косицын Базилевскому, отведя его в затемнённый коридор.
— Кирилл Никонович. — сказал он, доставая из-за пазухи лёгкий узорчатый фиалец с густо-бордовой жидкостью, — вы помните, как я показывал здесь чудеса?
Базиль кивнул, хотя и до сих пор сомневался в увиденном, но свидетельство всего класса!
— Если что и будет в вашей жизни, как мага, что-либо удивительное, то это может произойти только сейчас. — каким-то странным голосом произнёс Косицын, глядя ему в глаза своими яркими глазами. Он выставил перед собой ладонь, и на ней с лёгким звоном возникли две маленьких хрустальных стопки.
— Вот это вино. — продолжал тот, разливая из фиальца густое тёмное вино, — Особенное вино. Его случается пить в моей волшебной стране только в Вальпургиеву ночь. Поэтому я спрашиваю вас: хотите ли увидеть чудеса прежде, чем мы расстанемся навсегда. Меня ждёт моя страна — Селембрис, но, уходя, я хочу вам показать то, чего вам не покажут десять тысяч «магов» из вашей братии, ибо вы не маг, Кирилл. Вы не маг.
Кирилл невольно взял стаканчик — до того он был очарован этой естественной магической простотой — и понюхал содержимое. Пахло не просто вином, а чем-то волнующе чудесным.
— Ощущаете аромат? — заметил ученик. — А вот мне столько лет он казался просто омерзительным. Это потому, что я был несовершеннолетним и не годился для полёта. Для этого надо быть взрослым магом. Сегодня я праздную совершеннолетие.
— У тебя день рождения? — встрепенулся Кирилл.
— Да. — ответил Лён. — Я родился в ночь на первое мая. Мне восемнадцать лет.
— Тогда отпразднуем твоё совершеннолетие. — шутливо откликнулся Базиль.
Они выпили чудесный нектар на брудершафт, и Базилевский ощутил, как по его телу стремительно разнёсся горячий ветер, а потом он мягко провалился в темноту.
* * *
— Сейчас явятся, голубчики, пьяные в стельку. — язвительно сказала Любовь Богдановна Осипова. Она была раздражена этим дурацким дежурством, которое им впарила директор. Сидела бы сейчас дома, смотрела бы сериал! Так нет ведь — иди и бди, а то выговор влепят! Самодурство! В кои-то веки Вероника позволила в школе устроить дискотеку в конце года, так надо было сделать из неё концлагерь!
Впрочем, каторга закончилась: дискотеку прикрыли в десять часов вечера, учеников отправили за дверь, вход заперли, поставив сторожить Романыча, а сами учителя теперь собирались в кабинете директрисы, чтобы отметить наступающие четырёхдневные праздники. Запаздывала лишь Вероника, а завуч уже выставила на стол никелированный чайник и доставала стаканы. Осталось только быстро тяпнуть на дорожку да расходиться по домам.
— А правду говорят, что у Карпа в кабинете кран с выпивкой? — оживлённо спросила физручиха Стэлла Романовна по прозвищу Квазимода. Её желтушные глазки, глубоко ушедшие в морщинистые веки, так и засверкали — она обожала подглядывать за своим коллегой, физруком Евгением Викторовичем.
И тут он входит в кабинет директора собственной персоной — абсолютно трезвый и удручающе печальный. Следом вошёл со скорбной миной физик, а за ним неизменный член вдохновенного трио — завхоз.
— Что с вами?! — испугалась при виде мужчин завуч Кренделькова Изольда Григорьевна. — Как будто привидение увидели!
От этой реплики все трое съёжились и уселись у стола с чайником, печеньем и стаканами.
— Какие же привидения в наш век науки? — безмятежно ответила биологиня Вакуоля, она же Наталья Игоревна Матюшина, скандально известная нынче тем, что сумела вывести в своём кабинете всего за три дня настоящего гомункула. Оттого она так старалась отвести от себя всяческие подозрения в идеологически вредных суевериях. Чтобы снискать к себе расположение директора, она теперь усердно выполняла свои обязанности, вот и теперь пускалась в обход школы в два раза чаще нужного, не забывая особенно проверить свой кабинет. Оттого и настроение у неё было безмятежное.
— Шишигу видели? — спросили у мужчин.
— Нет, не видели. — дружно отвечали все трое.
Все учителя сидели вокруг стола Вероники Марковны и ждали прихода директора. И вот озабоченная Вероника Марковна прошла в кабинет и закрыла дверь.
— Шмуртам еды оставили? — спросила она у завуча.
— Оставили. — отвечала та. — Им до утра не слопать.
— Где таракан?
— В столовой. Мы под дверью щель законопатили.
Тогда директриса села к столу, взяла в руки чайник и деловито сказала:
— Ну, поплыли.
Все дружно сдвинули стаканы.
— А что Маргарита Львовна не пожелала принять участие в собрании коллег? — ехидно спросила словесница Осипова.
— Презирает нас. — добродушно отозвалась Вакуоля — она уже погрузилась в нирвану и, покойно сложив ручки на животе, созерцала свой внутренний мир.
— Хочет показать нам, какая она правильная. — поддакнула физручиха Квазимода. Она от выпивки раскраснелась и заблестела глазками.
— Зачем вы так? — укорила коллег завуч Кренделючка. — Она просто не хочет. У неё сердце больное.
— Чего там больное! — презрительно отозвался физрук Евгений Викторович, снова обретя душевное равновесие. — Всё трясётся за своего сыночка — боится, в армии его загоняют. Знаем мы таких: ой, тити-мити, сыночка моя!
— Вот оно, бабское воспитание! — поддержал товарища Карп Полумудрый, большой любитель анекдотов про армию и царящие в ней нравы — он был убеждённым сторонником пользы дедовщины, считая, что это явление способствует очищению нации от слабых элементов.
— Да. Наша Маргарита Львовна стала очень странной. — согласилась завуч. — Я видела, как она гуляет с ребёнком сожительницы своего сына. А ведь молодые даже не женаты.
— Чего там! — обрадовалась поддержке физручиха. — Я слышала, она зарплату ей отдаёт, словно законной снохе! Зачем? Ведь они же чужие!
— А я бы и законной не отдала. — твёрдо заявила Осипова. — Думают они, если ребёнка родила, так сразу героиня!
Педагоги ещё раз налили и выпили, тогда под действием алкоголя разговор закрутился ещё азартнее и всё крутился вокруг Маргуси. Странности Маргариты всем так и кололи глаза. Зоркие коллеги подметили постоянное внутреннее напряжение Маргариты — похоже, что она, как мифический атлант, пыталась душевным усилием сдержать судьбу.
— Нет уж, если кому написано на роду утонуть, тот не будет повешен! — авторитетно рассуждала физручиха.
— Наоборот. — поправила её Вакуоля. — Только зря всё это. Судьбы нет — это просто предрассудки. Никто не знает, что будет завтра, а если и догадывается, то это просто закономерное следствие наших поступков. Не именно наших, а вообще.
