— Вот. Но у нас одно условие, — Хагг передал ему мешочек. — Здесь пятьдесят монет, и я хотел бы, чтоб их не тратили и не меняли, а оставили как есть до нашего возвращения. Это возможно?
Натан неторопливо, аккуратной горкой высыпал содержимое кошелька на стол, разровнял, взял одну монетку и поднёс к глазам. Помедлил, достал из кармана плоский замшевый футляр, раскрыл его и оседлал очками кончик носа, после чего снова рассмотрел монетку повнимательнее.
— Всё это больше, чем занятно, — сказал он наконец, отложил монетку и погладил бороду. — Могу я знать, зачем вызвано такое странное желание?
Золтан покачал головой.
— Боюсь, что нет, — сказал он. — Мне не хотелось бы, чтоб эти деньги появились в городе. Это может принести большие неприятности. Очень большие.
Ростовщик взглянул на Золтана.
— Я не могу их взять, — сказал он. — Войди в моё положение, посмотри на тебя моими глазами. Я живу интуицией, я обязан заглядывать в будущее. Что если это краденые деньги? Допускаю, я возьму их, а потом они таки доберутся до бедного еврея и будут меня обвинять… Кому надо, короче говоря? — Натан задумчиво поворошил монеты, блеснул очками на травника.
— Это ваши деньги, мой юный друг?
— Мои, — кивнул Жуга.
— Откуда они у вас? Я много лет работаю с деньгами, через мои руки прошло столько монет, но, видит бог, таких я видел только две. А здесь — глядите на сюда — здесь пятьдесят таких талантов. Где вы их достали?
Жуга мельком взглянул на золотой семиугольник, лежащий на морщинистой натановой ладони и вдруг поймал себя на мысли, что письмена на монете почти неотличимы от значков на ящичках в конторе. Он нерешительно взъерошил волосы. Рассказывать о том, каким путём к нему попали деньги, было бессмысленно — ему бы не поверили, а врать он не хотел.
— Далеко, — сказал он наконец. — Я… Я выкуплю их. Потом. Обещаю.
Повисла тишина. Натан задумчиво и грустно смотрел на травника сквозь стёкла своих очков, затем вздохнул и протянул руку за пером.
— Ну, хорошо, — сказал он, складывая деньги на весы. — Вы мне понравились, молодой человек. Скрепя душой, я выполню вашу просьбу и из уваженья к предкам не буду их менять и даже не возьму завышенных процентов. В конце концов, — при этих словах его тонкие губы тронула улыбка, — не каждый может сказать, что у него хранятся монеты времён царя Давида.
— Ещё хотелось бы, — вдруг пробурчал скрипучим голосом Золтан, — чтобы они остались целыми. А то за вами водится такой грешок — делать деньгам обрезание.
Ростовщик сухо улыбнулся, не переставая взвешивать и пересчитывать монеты. Похоже было, что Золтан отпустил какую-то шутку, хотя смысл её ускользнул от травника.
— Если бы ты почаще имел дело с еврейскими ростовщиками, — сказал Натан, — то знал бы, что мы всегда работаем честно. Условия займа известны заранее, а что касается обрезанных цехинов, то это, скорее, ваш обычай. Ты ведь сам с востока? — он запер монеты в ящичек и отсчитал взамен всю сумму флоринами. — Я даю вам столько же в местной валюте под расписку, как обычно — сроком на год.
— А проценты?
— Десять годовых, — он кончил писать. — Подпишитесь сюда и сюда.
Жуга помотал головой:
— Я не умею.
— Черкни что хочешь, я заверю, — Золтан взял перо и начертал в углу бумаги завитушку своей подписи. Посмотрел Натану в глаза: — В расчёте?
— В расчёте.
Они забрали деньги, распрощались и вышли на улицу.
— Ты говоришь, что они не верят в Христа, — задумчиво проговорил Жуга. — Во что же они веруют? И как же ты, христианин, можешь иметь с ними дело?
— У них деньги. И потом, мне, ренегату ислама, к этому не привыкать, — он усмехнулся. — Странный народ… Порой я не пойму — то ли вся их мудрость не стоит выеденного яйца, то ли я такой дурак, что просто ничего не понимаю. Они считают себя избранным народом, мы же для них «гои» — чужаки, неверные. Они верят, что когда-нибудь придёт Спаситель и откроет им райские врата. Они называют его «мессия». Их священники перебирают буквы Торы…
— Я не знаю, что такое Тора.
— Всё равно, — отмахнулся Хагг. — Они перебирают буквы, стремясь узнать имя бога — считают, будто это завершит историю и тогда наступит светопреставление.
— Имя бога? — травник усмехнулся. — Надо же! Занятно… Может, пойти сказать им его, чтоб не мучались?
Золтан было закивал с улыбкой, но потом вдруг до него дошло, что тот имел в виду. Он остановился и вгляделся травнику в лицо. Покосился на свою висящую на перевязи сломанную руку и потряс головой.
— Не-ет, я когда-нибудь всё-таки пришибу тебя за твои шутки…
— Да я и не шучу.
— Тогда тем более придётся пришибить!
* * *
В порту царила суета — подгоняемый зимой и холодами, Яльмар торопил с отплытием. Недолгое затишье грозило ледоставом, нельзя было терять ни дня. Полученные деньги Яльмар, как и собирался, использовал для закупки основных товаров — кричного железа, рейнских вин, сукна, посуды и оконных стёкол, бережно упакованных в ящики со стружками. Пресловутый Йозеф Рабль (купец, что был в долгу у Золтана) оказался сейчас не при деньгах, зато помог закупить по дешёвке провиант. Пользуясь моментом, Яльмар позаботился заполнить свои кладовые копчёным мясом и колбасами, мукой, сухарями, мочёными яблоками и сыром. Как раз сейчас на корабль загружали бочки с пивом. Немногочисленные зеваки облюбовали припортовые таверны, наблюдая за подготовкой к отплытию — корабль на рейде в это время года был здесь в диковинку.
Кнорр Яльмара был небольшим торговым судном — чем-то средним между коггом Ганзы и драккаром викингов. Развал бортов, весло вместо руля и характерный силуэт с приподнятыми носом и кормой за милю выдавали в нём норвежскую постройку. Однако был он покороче, чем драккар, нёс вдвое меньше вёсел и имел, подобно коггу, сплошную палубу и трюм. Наверное, были и другие отличия, но они не так бросались в глаза, и травник их пока не заметил. Борта чернели от смолы, фальшборт с надстройкой были крашены зелёным.
— Надёжная посудина, — норвег с нежностью, понятной только старым мореходам, погладил потемневшее дерево надстройки. — Особого уюта я не обещаю, но дойти — дойдём.
На взгляд Жуги, «надёжной посудине» не помешало бы сменить поизносившиеся части такелажа, подколотить торчащие из обшивки деревянные гвозди-нагели и заново пересмолить борта. Но спорить с Яльмаром он не стал — всё равно особо выбирать не приходилось.
Золтана, как видно, одолевали похожие мысли.
— Смотри не сглазь, — скривился он. — Перегрузишь, так в первый же шторм ко дну пойдёте.
