— Лейтенант, я прошу вас быть моим секундантом!
— С кем дуэль? — удивился Феррейра. — Это, наверное, шутка. Я боялся, вы меня вызовете из-за Кармен.
— Нет, не шутка. За Кармен не бойтесь, я рад за вас. Драться я буду с Альфонсом де Васкесом.
Феррейра внимательно посмотрел на Риккардо, лицо его омрачилось.
— Я не сошел с ума, лейтенант. Васкес — мой пленник. Если он убьет меня — вы доставите в столицу его и Патрицию.
— Если нет?
— Тогда я убью его, и все пойдет своим чередом.
Феррейра смотрел не отрываясь, как трое солдат поднимают Васкеса в специальной корзине. Он чувствовал, что все это — невероятный сон.
Альфонс восстал из мертвых. Под Дайкой пощады не давали никому. В то, что Кардес намеренно оставил ему жизнь, не верилось. Такое не прощают. Но об этом не знает ни король, наводнивший Маракойю шпионами, ни герцог Гальба, имевший на Васкеса большие виды.
Блас вспомнил, что герцог просил его разузнать о последнем бое Альфонса. Что ж, любопытство Гальбы будет удовлетворено. Либо им, либо самим Васкесом. Воскресший из мертвых муж Патриции был мастером клинка, известным дуэлянтом, но и де Вега показал себя талантливым учеником, схватывавшим на лету сложнейшие приемы.
— Как он оказался здесь? — спросил лейтенант.
— Выживет — сам расскажет. Вкратце — я не смог его добить.
— Приветствую вас, Феррейра! — Васкес перелез на балкон и протянул ему руку. — Признаюсь, весьма обрадован тем, что вы здесь.
Пожимая его горячую кисть, Блас невольно вздрогнул, вспомнив, что пальцы Риккардо сегодня ледяные.
— Я тоже рад вас видеть, Альфонс, — произнес он наконец, справившись с внезапным волнением. К лукавому приметы! — сталь сама решит, кому жить, а кому умирать.
— Все в сборе, значит, не будем больше тянуть, сеньоры, — вмешался де Вега.
Они втроем спустились вниз по осыпающимся ступеням — казалось, башню не ремонтировали со времен легендарного графа-чернокнижника.
— Для поединка я выбрал меч. Долой шпаги и кинжалы! Здесь не придворная дуэль! — с каким-то непонятным задором воскликнул Риккардо, когда они оказались на твердой земле.
Блас внимательно посмотрел на противников.
Риккардо почему-то улыбался. В его глазах играли шальные искорки. Такие же искорки лейтенант видел в глазах товарищей перед самоубийственной атакой горстки гвардейцев, ударившей во фронт тяжелой кавалерии остийцев. Битву они выиграли, Верхняя Тангана осталась за Камоэнсом, но из двухсот выжило лишь пять десятков.
Альфонс — в отличие от родственника и врага — был собран, суров и решителен.
— А разве не вызванный выбирает оружие? — спросил Феррейра.
— Мне все равно, — ответил ему Альфонс, — к тому же я имел возможность немного потренироваться с мечом.
— Да как разобрать, кто кого вызвал? — спросил риторическим тоном Риккардо, расстегивая камзол. — Кто из нас прав, кто виноват? Кто злодей, а кто невиновен?
Одна пуговица никак не хотела освобождаться из петли, граф оторвал ее.
Драться решили прямо у подножия башни. Благо трава здесь была ровная и мягкая.
— Хорошая травка, приятно будет на нее прилечь, в последний раз. Ты со мной согласен, Альфонс? — поинтересовался Риккардо, но Васкес не ответил на его укол. Лишь взмахнул мечом, разминая руки.
На графе остались белая рубашка и штаны-шаровары алого шелка. Васкес был облачен в такую же рубаху — Риккардо отсылал ему одежду из своего гардероба — и кожаные штаны.
Меч у де Веги был фамильный, тот самый, вороненой — кажущейся черной — стали. Блас закрыл глаза и как наяву увидел: красное от боли и яда лицо Агриппы д'Обинье, черный клинок, избивающий маршала, и лицо Риккардо, казавшееся ему тогда демоническим.
— Лезвие! — крикнул Блас. Второй раз коварная уловка не пройдет. Поединок будет честным.
— Оно чистое. — Доказывая это, Риккардо порезал себе локоть. — Сегодня яд не нужен. Что ж, Альфонс, приступим! — улыбнулся он.
Де Вега привычно взял меч в правую руку, перевязанную бинтами, поморщился — содранная с мясом кожа давала себя знать. Вновь улыбнулся и взял оружие левой, правой лишь придерживая за яблоко рукояти.
Васкес не заставил себя ждать, ударил первым, классической мельницей, пробуя защиту противника на прочность. Клинки столкнулись с такой силой, что полетели искры. Бой начался.
Альфонс кружил вокруг Риккардо, нанося то рубящие, то колющие удары, не давая врагу ни мгновения передышки. Несколько раз ему удавалось зацепить Риккардо, но тот отделался неглубокими ранами. Ударам Васкеса не хватало силы, ему самому — ловкости.
Феррейра затаив дыхание следил за схваткой. Альфонс действовал правильно, зная: долго ему не продержаться, он еще не оправился полностью от ран, дыхание слабое. Нельзя было упустить время. Де Вега может взять его измором.
Первый же выпад изменил Риккардо. Веселье исчезло. Граф стал хладнокровен и расчетлив. Он словно бы смотрел за схваткой со стороны. Время повернуло вспять, поменяв соперников местами (Блас слышал подробности их первой схватки). Теперь ярость владела Васкесом, для него этот бой был решающим, и теперь уже не он преграждал путь Риккардо, а граф ему.
Каждый парированный удар отдавался болью в израненной кисти де Веги. Он искусал губы в кровь, но все так же держал меч обеими руками.
На мгновение враги разошлись. Риккардо тряхнул ладонью, с промокших насквозь бинтов полетели карминовые брызги. Альфонс тяжело дышал. Было видно — долго ему не продержаться.
Злость и отчаяние прибавляли Васкесу сил. Он стремительно шагнул вперед, ударил на выдохе. Удар Альфонса был молниеносен, даже сам Феррейра вряд ли бы превзошел его. Но рука, стянутая черным наручем, успела поставить широкий вороненый клинок.
Мечи столкнулись в воздухе и замерли, сталь давила на сталь и не хотела уступать. Противники сошлись почти вплотную, чувствуя горячее дыхание друг друга, зная, что тот, кто хоть на миг ослабит натиск, падет мертвым.
Риккардо пнул Васкеса в живот. Просто, грубо, как бьют мужики в трактирах, которые никогда не слышали о дуэльных правилах. Альфонс чуть согнулся, отпрянул назад, но не успел увернуться.
Риккардо тут же ударил мечом сверху вниз, разрубая левое плечо. Рука Васкеса безвольно повисла.
Теперь уже Риккардо атаковал, наступал, держа меч обеими руками, нанося страшные удары, что заставляли Альфонса, пошатываясь, пятиться все дальше и дальше, оставляя на зеленой траве темно-красные пятна.
Блас шел за ними, ноги у его — воина, прошедшего через десяток битв, — сделались словно ватные, настолько увлекло его действо. Ибо такой чистой ярости гвардеец еще не видел. Казалось, даже воздух нагрелся настолько, что был готов полыхнуть.
