Проснувшись, Велес вскочил, протирая глаза и с трудом собираясь с мыслями. Он не сомневался, что это был знак — на забытом им севере случилась беда с теми, кого он любил. Он не успел рассмотреть лица тонущего, но присутствие Живы говорило яснее ясного, что надо спешить.
Не теряя времени, Велес принялся собираться в дорогу, укладывая вещи и припасы.
Разбуженная его суетой, поднялась и Эпона, зевая и сонно хлопая глазами.
— Что случилось? — спросила она.
— Я уезжаю, — отозвался Велес, не оборачиваясь.
— Опять война? — Девушка села на ложе, обхватив руками чрево.
— Нет. На сей раз нет — беда случилась у меня дома, на севере. Мне только что был знак, и я должен спешить!
— Не уезжай! — воскликнула Эпона. — Как я без тебя?
— Так же, как и раньше. — Не обращая на нее внимания, Велес заканчивал сборы.
— А наш ребенок? — Эпона погладила себя по животу. — Ты бросишь его?
Велес, уже одетый и при оружии, подошел к ложу. Эпона все еще была юной и нежной, а подле него вообще казалась маленькой девочкой, какой была девять лет назад. Велес глянул в ее большие испуганные глаза, нагнулся, потрогал рукой только начавшее округляться чрево. Это был ее первенец, она имела право волноваться.
— Прости, — сказал он, — но ты знала все с самого начала. Ты знала, что у меня есть другая и что я ее люблю. У нас есть ребенок, и сейчас ему грозит опасность. Может, уже поздно его спасать, но оставаться здесь я не могу. Я бы в любом случае тут не остался — меня слишком тянет на родину. Пусть там меня ждет смерть — я должен ехать! Прости!
— Ты не вернешься? — ахнула Эпона.
— Нет. Передай Тевте мое благословение и воспитай ребенка!
— Не бросай нас! — простонала Эпона.
Глаза ее наполнились слезами, но Велес не оглянулся на плачущую девушку и вышел.
У порога его ждал конь. Шесть лет назад белая кобыла Эпоны ожеребилась, и малыша взял себе Велес. Жеребец напоминал ему давно погибшего друга — гнедого в пежинах коня, которого он когда-то сам умертвил в Пекле, чтобы накормить Сирин. Новый друг был в точно таких же пежинах, только вороной.
Коротко приласкав льнущего к нему жеребца, Велес оседлал его и поскакал на север.
* * *
Чуть южнее Ирия, вдоль самой границы с восточными землями раскинулось настоящее море лесов. Оно не имело ни берегов, ни мелей, ни островов — только кроны сосен и елей да мелькающие кое-где дубы, березы и тополя. Эти леса тоже можно было бы назвать Дикими, если бы в них не жили обычные люди, что по берегам рек и озер возводили свои поселения. Они побаивались своих лесов, глухих чащ, где редкий луч солнца, достигая земли, падает на ковер из мелких веточек, хвои и редких бледных травинок. Никаких дорог до сей поры не ведали эти места — только тропинки, проложенные охотниками-одиночками.
Подарком богов, настоящим чудом казалось внезапно открывавшееся среди крутых, похожих на горы холмов ровное круглое озеро. Оно сияло меж вековых деревьев как луна на небосклоне, освещая дорогу заблудившимся путникам. Ели и сосны вплотную подступали к его берегам. В любую погоду вода была спокойной, и в ней отражалось небо — то ясное летнее, то ночное звездное, то затянутое тучами в непогоду.
На берегах не было видно ничьих следов, кроме редкого звериного, и только в одном месте по склону была протоптана тропинка. Там, где она кончалась меж камней, на берегу образовался островок вытоптанной земли, и на ней ясно виднелись отпечатки босых ног.
По тропинке не спеша шла женщина среднего роста, крепко, по-мужски, сложенная и одетая в выделанные звериные шкуры. Длинная коса с заметной сединой лежала на сгорбленной спине. Строгое загорелое лицо с поджатыми губами и прищуренными глазами могло заставить побледнеть любого воина. И не случайно Зевону признавали в окрестностях за чародейку.
Зевона шла, с великим бережением неся в каждой руке по ведру студеной воды. Дважды в день спускалась она сюда, набирала полные ведра и возвращалась к избушке. Вода нужна была ей не только для себя — люди из ближних и дальних селений часто приходили к ней за помощью. Вода была нужна всем — одним она возвращала силу, других спасала от болезни, третьим давала надежду заиметь желанное дитя и порой успокаивала сердечные раны.
Вот уже много лет прошло с тех пор, как Зевона, рассорившись с родом, ушла из селения куда глаза глядят и пришла на берег этого озера. Тогда с нею были муж и ребенок, но вскоре мужа придавила повалившаяся сосна, а ребенок в одночасье умер от горячки. Вода Светлого озера не смогла его спасти.
С тех пор Зевона жила одна, пробиваясь охотой и знахарством. За воду Светлого озера ей хорошо платили, принося кто что мог. Многие поговаривали, что она повелительница здешних лесов и ее слушаются не только всякие твари, но и деревья и травы. Сколько раз бывало, что рассердившие ее охотники через несколько дней погибали в лесу! Ходили слухи, что это она насылает злые чары.
Ее боялись, считая, что она по крови в родстве с самими богами. Несколько раз люди видели, как дикие звери подходят к ней без страха. За долгие годы жизни в лесу Зевона понемногу и сама начала верить, что так оно и есть.
Тропинка все поднималась на склон крутояра, и деревья становились все выше и толще, но женщина только пристальнее вглядывалась в даль, отыскивая взглядом избушку под старой сосной. Возможно, кто-то уже ждет ее помощи. Редко бывало, чтобы никто не топтался у закрытой двери, ожидая хозяйку с нехитрым подношением.
Неожиданно над головой зашуршали ветки. Зевона остановилась и поставила ведра на землю.
— Мяу! — раздался пронзительный не по-кошачьи вопль, и какая-то тень упала на нее.
Рысенок явно не рассчитал своих сил. Он ударил женщину в плечо. Зевона привычным жестом отстранилась и легко скинула незадачливого охотника на землю. Он упал на тропинку у ее ног и остался лежать на земле, раскидав лапы и глядя на Зевону ошалелыми глазами.
— Мяу, — повторил он, словно не веря в то, что случилось. Он смотрел на нее так пристально и удивленно, что Зевона забыла рассердиться и, раздумав идти дальше, с удивлением принялась рассматривать неожиданного гостя.
Это был совсем еще молодой рысенок, очевидно родившийся этой весной. Маленький, тощий, со свалявшейся шерстью. Лапы его были стерты в кровь. Что случилось с матерью малыша, почему она бросила его, заставив в таком нежном, почти детском возрасте начать охотиться, да не просто на кого-нибудь, а на столь непривычную для рыси дичь — человека?
Зевона наклонилась и подняла рысенка за шкирку. Он смотрел по-детски наивно, но в то же время пристально.
— Мяу, — в третий раз сказал он, словно пытался возражать против подобного обращения.
