– Что случилось, сэр?
– Леди прислала мне известие. Эйлса, дочь Ранара, похищена и увезена в Неллин.
Релкин замотал головой. Сон! Холлейн протянул руку и поддержал его.
– В Неллин?
– Да. И Лагдален тоже. Их схватили на Водяной улице, когда шел ливень. Они охотились за Лагдален, но Эйлса попыталась остановить их и тоже угодила в плен.
Релкин понимающе кивнул. Эйлса ни за что не покинула бы Лагдален из Тарчо в беде.
– Почему? Зачем им нужна Лагдален? Почему в Неллин?
– Лагдален вела дело против Портеуса Глэйвса и добилась его осуждения. Чем нажила немало врагов в Аубинасе, особенно среди богатых землевладельцев Неллина.
– Что они могут с ней сделать?
– Не знаю. Но они джентльмены, так что, скорее всего, не причинят вреда ни той, ни другой. Эйлса благородного происхождения, Ваттели – старинный клан. Остается надеяться, что и ей, и Лагдален окажут подобающее уважение.
Но Релкин не мог забыть своего сна.
– Новый враг, тот, чьего имени мы предпочитаем не называть, он ведь в Неллине?
– Не знаю. Кажется, ты сражался с ним или с каким-то посланным им демоном?
– Вот уж, действительно, демон так демон. Очень сильный и очень быстрый. Дракону пришлось напрячь все свои силы.
Холлейн задумчиво кивнул.
– Враг очень зол, ночью я особенно остро ощутил это, – промолвил Релкин, понизив голос.
Холлейн снова кивнул, печально глядя на юношу.
Релкин ковырял землю носком сапога: его переполнял гнев, но с ним соседствовал страх. Он думал об эльфийском лорде и его иссушающей душу злобе. Поблизости гремел храп Пурпурно-Зеленого, но Релкин ничего не слышал. Он молился о том, чтобы Эйлса не закончила свои дни в лапах чудовища. Повисло неловкое молчание. Потом Холлейн извинился и ушел, а Релкин присел на корточки рядом с храпящим драконом.
Эйлса, его Эйлса в когтях чудовища! Сама эта мысль была непереносима. Пред мысленным взором юноши стояло ее продолговатое, обрамленное непослушными пшеничными волосами лицо. Он сел, привалившись к теплому драконьему телу, и принялся гадать, что же делать. Где же боги, где они сейчас, когда он в них так нуждается? Слышит ли его старый Каймо?
Релкин так и сидел, погрузившись в мрачные раздумья, когда, незадолго до наступления сумерек, лес огласился приветственными криками. Прибыл генерал Трегор. Армия была спасена.
Генерал привел тысячу пехотинцев, две сотни всадников и – вот уж приятная неожиданность – семерых драконов из Стопятьдесятпятого марнерийского. Эскадрон, лишь недавно сменившийся после нелегкой службы под Эхохо, был отправлен на отдых в Голубые Холмы, но, едва получив известие о восстании, его командир Иуфа Дайн поднял свое подразделение и выступил к Посиле. Примерно в сорока милях от Посилы, на Аргонской дороге, драконы соединились с отрядом генерала Трегора.
Солдаты Трегора и Урмина обменивались приветствиями. Драконы Дайна ревом разбудили спавших вивернов из Стодевятого, которые заревели в ответ. Защитники Посилы утвердились во мнении, что, отказавшись от вылазки, они поступили весьма мудро. Драконов под стенами было гораздо больше, чем прежде. Здорово, что у них хватило ума послать подальше этих остолопов из Неллина, с их дурацкими приказами. Ночная атака провалилась. С какой стати дневная должна была увенчаться успехом?
Урмин с нескрываемой радостью передал командование генералу Трегору. У того аж глаза расширились, когда командор доложил о ходе ночного сражения. Разумеется, Лессис предупредила генерала о том, что в Неллине угнездился опасный чародей, но Трегор не придал этому значения.
Пока враг, кем бы он ни был, оставался в Неллине, о нем не стоило беспокоиться. Сообщение Урмина о появлении бьюков и новых тварей, именуемых бьюколюдьми, изменило его мнение на сей счет.
Урмин представил генералу полный отчет и отправился спать, в чем отчаянно нуждался. В угасающем закатном свете Трегор внимательно изучил карты, после чего занялся донесениями разведчиков. Теперь бремя ответственности за судьбу Аргоната легло на его плечи. Он не мог позволить себе ошибиться.
А вот командор Урмин впервые за долгие недели спал спокойно и крепко.
Драконы тем временем радостно ревели, обнимались и хлопали друг друга хвостами. Старшие драконы из обоих эскадронов успели подружиться во время предыдущих кампаний. Молодых драконов познакомили с ветеранами и приняли в их круг. Затем, как водится, вивернам прикатили здоровенный котел лапши, основательно приправленной акхом. За едой они обсудили сложившееся положение: обменялись мнениями о проделанном марше и видах на дальнейший ход войны. Все почтили память погибшего Чурна и поклялись отомстить.
Опустошив котел, драконы разошлись спать. Базил вернулся на прогалину, служившую ему и Релкину временным домом, и увидел, что драконопас куда-то собрался. Он набросил плащ и уложил вещевой мешок.
Релкин был не из тех, кто напрашивается на службу.
– Мальчик вызвался на ночное дежурство?
– Нет. Я должен тебе кое-что рассказать. Плохие новости.
Базил уселся и внимательно выслушал рассказ о том, что случилось с Эйлсой.
– Так что я должен идти. Знаю, что так поступать нельзя, но не могу же я оставить ее во власти чудовища. Никто, кроме меня, ее не выручит.
– А что будет с этим драконом? Ты меня бросаешь?
– Так будет лучше для тебя.
– Глупости. Этот дракон пойдет с тобой. Лагдален – друг драконов. Эйлса – друг драконов. Я не оставлю их в беде.
– Это дезертирство, Базил. Чем бы все ни кончилось, нас выставят со службы.
– Значит, мы пораньше уйдем в отставку.
Искреннее желание дракона не расставаться и разделить с ним его судьбу тронуло Релкина до глубины души.
Позднее, когда тишину ночи нарушал лишь могучий драконий храп, Релкин и Базил поднялись, крадучись выбрались из лагеря и углубились в лес.
алтус Вексенн носился по залам своего огромного дома, без устали подгоняя слуг. Он то кричал на них, рассыпая угрозы, то принимался упрашивать – лишь бы они поторопились. Картины следовало снять со стен и как можно скорее спрятать. Позднее их можно будет тайком перевезти в какое-нибудь другое имение, а покуда пусть полежат на сеновале – благо, его недавно перекрыли, так что сейчас там чисто и сухо. Место укромное, неприметное: уж туда-то Лапсор не сунется.
Вексенн изо всех сил противился бесформенному ужасу, грозившему парализовать его волю. Необходимо было действовать, и он делал что мог, но желудок его сжимался от страха. Все валилось из рук. Магнат, неосмотрительно позволивший носителю древнего зла обосноваться в Аубинасе, теперь опасался за саму свою жизнь и малодушно думал о том, не удастся ли ему выторговать для себя свободу в обмен на пленниц: ведь пока что они в его руках.
