Но опасность преследования еще не миновала. В любой, самой захудалой разбойной шайке может оказаться человек, более-менее ученый ратному делу, а то и побывавший в настоящем бою. Вот с таким бы пришлось считаться и дяде Неупокою, не говоря уж о Мирко. И, похоже, такой нашелся. Мякша не гнал Белого что есть силы, понимая, что крепким и выносливым, но небыстрым деревенским лошадям не угнаться за долгим и ровным бегом боевых коней. Постепенно клики погони и цокот многих копыт почти растаяли за спиной, но кто-то один не отставал. Конь его прямо летел, и не скоком, как у Мирко, а во весь дух. Пори уже не мог угнаться за лошадьми, Мирко даже не приметил, отстал ли он просто или повернул в сторону и обошел крюком место дикой скачки, чтобы потом вернуться и пойти по следам. Оставалось надеяться, что пес поступил именно так, а не попытался сражаться вместо хозяина с погоней. Сосновый лес, где поначалу еще встречался кое-какой подлесок, теперь стал и вовсе прозрачен, и мякша сообразил, что он, не стремясь к тому, выскочил как раз к той полосе-дороге, на которую почему-то боялись ступать деревья, где даже не росла трава. Конечно, проще всего было нарваться на заслон именно на этой дороге, но зато и уходить от погони здесь было проще: стволы сосен стремительно надвигались плотным строем, но по мере приближения будто бы разбегались, отходили в стороны и оставались за спиной, давая наезднику дорогу. Земля пошла как бы мелкими и длинными волнами, то чуть подымаясь, то опускаясь. Это был верный признак близости большой реки со спокойным течением и пологими берегами. И Мирко понял: еще немного, и он уйдет из разбойничьей чащи туда, где новым его врагам появляться небезопасно, особенно днем. Потому и гнал преследователь своего коня что есть мочи — надеялся на силу свою и опыт, думал побить беглеца один на один. Мирко подгонял Белого, припадая к гриве, шепча ему в ухо положенные слова, хлопая время от времени по крупу, но топот сзади приближался. Конь разбойника не уступал Белому и поклажи не вез. И Мирко уж решил оглянуться и посмотреть, кто же это так жаждет поквитаться с ним и нельзя ли сразить наглеца из лука, пока тот будет лететь на него во весь дух. Но тут произошло то, чего Мирко уже надеялся, что избежал: наперерез ему, справа, через лес, неслись двое конных, одетых уже не как-нибудь, вроде тех, что напали на мякшу у трещины, а в сапоги, порты из плотной ткани и, самое что интересное, в доспехи ременного плетения. В руках у молодцев были сабли, на головах — синие клобуки.
«Хорошо хоть, что не с луками поджидают!» — подумал парень. Что ж, о том, кто был сзади, пришлось пока позабыть, надо было как-то справиться с этими двумя. Воинами они не были, это уж точно: сидели не слишком ловко, доспехи были им явно непривычны, да и сабли в руках болтались, что палки у играющихся мальчишек. Они хотели поймать беглеца, перехватив его по прямой, а не заходя постепенно дугой, чтобы подобраться-пристроиться сбоку — тогда Мирко пришлось бы отбиваться от них, оборачиваясь назад и вправо. Они даже не потрудились исхитриться, чтобы воспользоваться своим численным перевесом: загнать мякшу обратно на преследовавшего его сзади или сделать так, чтобы один напал чуть сзади, а другой встречь…
Впрочем, всяких разных штук напридумывать можно было премного, и Мирко только благодарил славных предков и всех родовых богов, что те отобрали у этих двоих последние капли разума, оставив только черную слепую ярость и такой же черный страх за свою шкуру перед праведным судом.
Тот, кто сзади, был еще довольно далеко, и Мирко сосредоточил все внимание на этих вояках. Расстояние между ними сокращалось стремительно. Конечно, рассчитать издали место, где они встретятся, было затруднительно, и разбойникам поневоле приходилось подстраиваться под Мирко, а не ему под них. В этом и заключалась их ошибка: при погоне все должно быть наоборот. И мякша воспользовался этим упущением охотников, которым скоро суждено было стать добычей. В лица их он старался не смотреть. Зачем? Лучше ему не знать тех, кому суждено быть убитым им. Пусть убережет его отец-щур от возможной встречи с матерью, отцом или какими другими родственниками такого вот выродка. Вдруг по описаниям любимого, канувшего невесть куда, сына, брата или племянника придется узнать черты человека, убитого тобой, и тут же ощутить неодолимую пропасть, легшую из-за одного глупца меж тобой и добрыми людьми. Ведь нельзя будет, хотя бы из желания остаться в безопасности, сказать им правду (правда — правдой, а кровную месть никто еще не отменял). Мирко, правда, об этом не рассуждал, а просто старался не смотреть на лица.
Он уже успел придумать, как выиграет у этих двоих, и приступил к осуществлению своего плана. Сделав вид, что испугался летящих на него справа всадников, он принудил Белого слегка ускорить бег и тут же стал уклоняться немного влево, показывая, что хочет уйти от стычки. Обрадованные, что сумели сбить его с пути, разбойники устремились за ним, не обратив внимания на то, что мякша припустил коня ненадолго, а после опять перешел на скок, подпуская охотников ближе. Он начал игру, и они, как глупые пескари, схватили, не поняв, не столь уж хитрую наживку. Но всё понял тот, кто гнался за Мирко сзади, — он что-то кричал вслед, явно стараясь предупредить своих, но было далеко, и слова разобрать было невозможно. А разбойники, видать, то ли не услышали вообще ничего в горячей скачке, то ли не сочли нужным слушаться, что для них было обычным делом. Мирко тут же уяснил себе, что, если хочет сохранить себе жизнь, во что бы то ни стало должен расправиться с этими двоими гораздо раньше, чем подоспеет третий, просто чтобы уйти от него. Он оглянулся: двое были уже близко. «Пора!» — решил он и, резко осадив Белого, развернулся лицом к преследователям и пустил коня вскачь, только теперь навстречу разбойникам, не давая им времени сообразить, что к чему, и повернуть или хотя бы приостановиться, чтобы избежать лобового удара. И они не успели — надеялись, верно, что вот сейчас пролетят еще несколько десятков сажен, да и полоснут этого выскочку по шее саблей. И чего это те всемером справиться не смогли? Пьяны, видать, были. Было бы на что глядеть! Щенок щенком! Да не тут-то было: Мирко сделал разворот так скоро, что они и шарахнуться не успели, а может, подумали, что он решил с отчаяния попробовать биться. Во всяком случае, в себе они были уверены. Запомнилось только выражение удивления у первого разбойника, когда мякша, взяв влево, чтобы зараз иметь дело лишь с одним клинком, оттеснил мечом поднятую саблю и одновременно нанес незнакомый для этих мест колющий удар. Мечи полянинов, полешуков и мякшей подходили больше для рубки, чтобы смять, проломить защиту врага, расколов ему шлем, если потребуется, или броню. Даже концы их мечей были закруглены. А арголидские воины сечу как раз не любили, считая, что воин совершенно без нужды открывает правый бок, когда хочет рубить. Вот колоть — дело другое! Что ж, по-своему правы были и те, и другие. В Арголиде привыкли биться строгим строем, закрывшись щитами, давя противника, подминая его. Размахивать мечом в таком строю было опасно: не ровен час, и своего смахнешь. Полянины, а некогда, говорят, и ругии и уррии, сражались вместе, и все же обособленно. Собственно говоря, никакого строя или плана у полянинов никогда и не бывало: они обходились некоторым набором хитростей. Если враг попадался на них, полянины побеждали, если нет, то, несмотря на мужество и стойкость, бывали биты. Мирко понятия не имел, как бились вольки в давние времена своего величия. Однако, видать, проткнуть врага мечом были не прочь. Мякша сделал то же. Пластины брони легко разошлись, и острый тростниковый клинок вошел в тело чуть ниже ребер с правой стороны. Разбойник с хрипом повалился вперед. Мирко едва успел выдернуть меч из раны. Тот глядел на мир уже остекленевшими глазами: он умер от боли. Только сейчас Мирко понял, какое же страшное оружие он получил.
