- Караванщик идет только вперед, вслед за солнцем!
- Что за глупость!
- Это моя жизнь! - вспыхнув, словно огненная вода от искры пламени, вскинула голову девушка.
- Ладно, ладно, прости меня, - решив, что его слова обидели молодую караванщицу, хотя сам он не видел в них ничего обидного, поспешил извиниться Харрад, - конечно, для каравана это закон. Но он действует только в дороге, в снегах! В оазисе все иначе! Здесь можно идти во все стороны, проходя один и тот же отрезок дороги множество раз…
- Горожанин может. Но не я!
- Если ты пойдешь вперед, то сорвешься с уступа и разобьешься! Это верная смерть!
- А если и так? - она резко повернулась к служителю, глянула ему в глаза. - Тебе-то какое дело? Оставь меня в покое! - отмахнулась от него Мати. Она сделала еще один шаг и теперь стояла на самом краю, за мгновение до падения.
- Что ж, - служитель отступил, - если тебе так хочется идти дальше - иди. Если ты мечтаешь о смерти - твоя мечта исполнится. А если нет, - продолжал он там, где должен был умолкнуть, - ты не найдешь ее даже в самоубийстве. Иди. Все равно дальше своей мечты не уйдешь!
- А может я и не хочу бежать от своей мечты! - так или иначе, она решилась.
Зажмурившись, она набрала в грудь побольше воздуха, и…
Она не почувствовала ничего: ни легкости полета, ни ужаса перед жутким ударом падения, от которого в ее теле должно было сломаться все, не оставляя и тени надежды на пробуждение от вечного сна. Просто в один миг тишина небес сменилась ровным, рокочущим звуком.
Открыв глаза, Мати увидела море мира легенд, но не то недосягаемо далекое, каким оно казалось с вершины скалы, а близкое настолько, что достаточно было протянуть руку, чтобы его коснуться. Холодные брызги летели в лицо, пытаясь охладить жар горячих щек.
Время от времени одна из волн, наиболее сильная и смелая, вырывалась вперед, чтобы коснуться своей пушистой пенистой шапкой босых ног синеглазой гостьи, на которой больше не было одежд каравана - тело укрывал кусок белоснежной материи, одновременно шелковистой и пушистой, такой легкой и воздушной, словно ее ткали не смертные пряхи, а госпожа Алхми, создававшая нити из света и мрака. Золотые волосы трепетали за спиной, точно сказочный солнечный плащ или крылья воздушного духа - бабочки.
Мати стояла на песке, таком желтом, словно он состоял из крошечных крупинок золота. Он был мягким, как мех, и живым, подвижным, как снег. Стоило ступить - и песчаные барханы рассыпались, отодвигались в сторону, освобождая место для ступни, чтобы через мгновение после прикосновения вернуться назад, обхватывая ногу со всех сторон.
От берега и до самого горизонта, к которому медленно катилось солнце, пролегла огненная тропа. Она не была прямой, словно стрела, где-то расширяясь, где-то, наоборот, сужаясь, как, впрочем, и сплошной, однородной, а точно пламень состояла из множества искр, которые вспыхивали то одна за другой, то все сразу, соревнуясь в том, какая из них ярче. И чем дольше Мати смотрела на эти искры, тем больше ей казалось, что они сливаются в сплошной поток.
Эта дорога… Она звала к себе, манила, говоря:
"Встань на меня! Сделай только один шаг, и я умчу тебя в самые лучше, самые светлые края!" "А может быть…" - Мати так захотелось поверить ей, довериться, что она не удержалась, и…
Кто же мог знать, что, уходя под воду, берег обрывался так резко, будто здесь на самом деле был край земли? Кто-то, наверное, знал. Но только не Мати, которая опомнилась лишь с головой погрузившись в водяную гладь.
Как же она испугалась! Сильнее, чем когда бы то ни было в своей жизни. Девушка заметалась, забила что было сил по воде руками и ногами, пытаясь вырваться из цепких объятий волн, которые уже виделись ей не иначе как водяными духами, стремившимися утянуть чужачку подальше от берега, в глубокие черные бездны моря.
Мати и сама не поняла, как ей удалось вырваться. Лежа на берегу, уткнувшись лицом в мельчайшие золотые песчинки, которые, пока были сухие, казались легче перышка, намокая же становились тяжелыми, словно камень, она долго не могла перевести дыхание.
Прошло время, прежде чем девушка стала понемногу успокаиваться.
"Все позади… Все позади…" - пыталась убедить она себя.
Наконец, Мати нашла в себе достаточно сил, чтобы сесть. Мокрый золотой песок покрывал ее лицо причудливой маской, припорашивая тяжелые растрепанные волосы, с которых ручейками стекала соленая морская вода. Он был даже на ресницах, его твердые крупицы щекотали нос, хрустели на зубах…
Мати замотала головой, начала терять лицо руками, стремясь поскорее стряхнуть с себя эти липкие золотые крупицы, но у нее мало что получилось. В конце концов, она сдалась: "Ну и ладно! Все равно меня никто не видит! Главное, что водяным не удалось утянуть меня за собой. Хвата богам!" - и Мати резко повернулась спиной к морю, которое больше не казалось ей таким уж прекрасным и манящим.
"Лживое, - разжигая ярость в своей груди, думала девушка, - какое же оно лживое, это море! Вселяет надежду, и тотчас обманывает! - она обиженно поджала губы. - А чего, собственно, я ждала? - гнев вскипел в ее груди. - Каким было, таким и осталось! Не случайно же именно тот отрезок пути, который идет по его ледяному панцирю, всегда считался самым опасным. Сколько людей погибло в трещинах! Да что людей - целых караванов! - злость просто переполняла ее. - Ну ладно, ладно! Я отомщу ему за все! Одену в лед! Навсегда! Навеки вечные!" Не бросая более и взгляда на морской простор, от которого еще совсем недавно не могла оторвать глаз, заставив себя не слышать настойчивый окрик - рокот волн, Мати решительно зашагала прочь.
Берег не хотел ее отпускать. Мелкие камешки прилипали к ступням, покрывая их словно изморозь полог повозки, сложенные из них крошечные башенки рассыпались под ногами, оттягивая назад. Камни побольше норовили извернуться, поворачиваясь острыми краями, точно вознамерившись побольнее ранить обнаженные ступни. Когда же, спасаясь от них, Мати попыталась встать на один из больших, ровных, словно отполированных, валунов, то, едва коснувшись его, отпрыгнула в сторону, обожженная жутким жаром.
Но, несмотря ни на что, девушка продолжала упрямо уходить все дальше и дальше от края моря, и в один прекрасный миг берег остался позади. Она оказалась перед горой, поднимавшейся почти к самому сине-золотому, полному солнечного света и тепла, небу. Склоны покрывала высокая, сочная трава, никогда не пригибавшаяся под тяжестью человеческой ноги, кустарник, распустившийся таким белым цветом, что казалось, будто его с головы до самых пят покрывал снег, деревья, одно удивительнее другого…
