Он мог купить здесь книги, ножи, щенков, веревку, украшения, маслины или оливковое масло; женщину или мальчика, амулет, гарантированно делающий его неутомимым с женщиной или мальчиком, и лекарство, гарантированно излечивающее от того, что он мог бы подхватить от женщины или мальчика; пояс и кошелек, чтобы носить его на этом поясе; тунику и краску, чтобы перекрасить тунику или, если бы он был мирянином, а не священником, подстричь бороду и сделать маникюр; он мог приобрести курицу, игрушечную тележку или настоящую телегу, мяч и пару крепких сапог, чтобы бить по мячу; фунт креветок и весы в комплекте с гирями, чтобы взвесить креветок; сливы, сушеные абрикосы и маковый сок, чтобы избавиться от поноса, вызванного фруктами…
Площадь была такой и до того, как Ршава уехал из столицы. Если бродить по ней, приглядываясь ко всему, что здесь продавалось, то можно убить весь день, так ничего и не выбрав. Со многими так и происходило: их выдавал остекленевший взгляд. Во всей империи не было другого подобного места для покупок.
Ршава целеустремленно пересек площадь. Когда он вышел на Срединную улицу и зашагал по ней, ему захотелось одобрительно похлопать себя по спине. Вдоль главной столичной улицы также располагалось множество лавок, перемежавшихся зданиями различных имперских администраций. Хотя искушений хватало и здесь, они не шли ни в какое сравнение с площадью Паламы.
Когда Ршава свернул со Срединной улицы и отыскал свою гостиницу, хозяин взглянул на него со странным выражением.
— Можно вас кое о чем спросить, святой отец? — осведомился Лардис.
— Спросить можно всегда. Но ответить не обещаю, — сообщил Ршава.
— Что ж, попробую немного развязать вам язык. — Трактирщик наполнил кружку вином и пододвинул ее к Ршаве. — Почему бы вам не выпить винца?
— Тогда позвольте и вас угостить кружечкой. — И Ршава положил на стойку монету. Теперь трактирщик уже не пожалеет о собственной щедрости и не затаит обиду на Ршаву как на объект этой щедрости…
— Вы благородный человек.
Лардис не стеснялся пить на работе. Он налил себе вина, плюнул, отвергая Скотоса (так же поступил и Ршава), и выпил. Оторвавшись от кружки, трактирщик спросил:
— А правда ли то, что о вас говорят?
— Не знаю. А что обо мне говорят? — Ршава постарался задать вопрос небрежно, но в душе у него шевельнулся страх. Если новости с севера все-таки связали его имя с теми событиями…
Но Лардиса интересовало совсем другое.
— Я слыхал, что вы какой-то родственник автократора. Это правда? И как такое может быть?
— Быть может всякое. — По своему обыкновению, Ршава был неумолимо точен. — На самом же деле так оно и есть.
От изумления глаза у Лардиса стали почти совиными.
— Фос! А раз так, что вы здесь делаете?
— Живу здесь. Сплю. Ем. Пью вино. Все то, что люди обычно делают в гостиницах, — ответил Ршава. «Время от времени заманиваю в постель служанку…» Тонзура могла удержать его от произнесения этих слов, но не от самого поступка.
Трактирщик все никак не мог оправиться от изумления.
— Но… Но… Почему вы делаете это здесь, святой отец? Почему вы сейчас не едите молочного поросенка с золотого блюда в роскошной комнате во дворце? Разве автократору не нужна вся помощь, какую он может получить? А родственники для него на вес золота, если он точно уверен, что они останутся ему верны. Так почему же вы не там?
— Ну, во-первых, его величество не очень-то любит молочных поросят, — ответил Ршава. Лардис изобразил жест нетерпения — и очень грубый. Пожав плечами, Ршава добавил: — Во-вторых, его величество не очень-то любит меня.
— А-а… — Трактирщик переварил эту новость и, решив, что Ршава говорил серьезно, заявил: — Это очень глупо.
— Со стороны его величества? Сомневаюсь. — Ршава прекрасно знал, как много он сделал, чтобы настроить Малеина против себя, хотя во многом и непреднамеренно.
— Нет-нет! — Лардис нетерпеливо тряхнул головой. — Это вы поступили глупо, отбросив такие родственные связи. Сами подумайте, как много вы могли бы получить с их помощью! — Лицо трактирщика засияло: наверное, он ярко представил, сколько бы смог украсть, окажись на месте Ршавы.
— Возможно, вы и правы, — ответил тот фразой, которую всегда можно произнести, не боясь кого-либо оскорбить, но и не вкладывая в нее реального смысла. Она также могла служить вежливым эквивалентом выражения: «Да пошел ты в лед», которое вертелось у прелата на языке.
Не поняв этого, Лардис сказал:
— Конечно прав, уж поверьте. Как это может не иметь значения? Поясните-ка, мой блистательный друг.
Ршава решил проглотить наживку: ему было все равно.
— Если Стилиан выиграет гражданскую войну, мое родство с его величеством не будет стоить и фальшивого медяка. Если только не подставит мою шею под меч палача.
— А-а… — глуповато протянул трактирщик. — И что… все дело в этом?
— Можно и так сказать. Да, можно и так.
Ршава пошел наверх с удовлетворением человека, за которым осталось последнее слово. Он не сказал Лардису, что общение с родственником бывшего автократора может подставить и его шею под меч палача, если Стилиан победит в гражданской войне. Если трактирщик сам об этом не догадается, то он не на своем месте и занимается не своим делом.
* * *
Священники, прелаты, монахи и аббаты очень медленно прибывали в столицу на синод, о созыве которого объявил Камениат. Некоторые оказались отрезаны от столицы нашествием варваров и, возможно, убиты; другие не могли пересечь территории, захваченные Стилианом, и добраться до контролируемых Малеином; третьим преградили путь армии, совершавшие марши и контрмарши.
Но это вынужденное ожидание совершенно не волновало Ршаву. Оно давало ему больше времени корпеть над святыми писаниями в поисках текстов, подкреплявших примеры, которые мир выдавал слишком обильно. Заодно Ршава изучал и гримуар покойного Кубаца. Постепенно он начал обретать контроль над магией, некогда подвластной чародею.
Он даже стал менять и улучшать заклинания, разработанные Кубацем. Покойный маг, как постепенно осознавал Ршава, был не таким уж большим мудрецом. Его гримуар вполне мог быть и поваренной книгой: рецепты у Кубаца имелись, но он редко подходил к ним творчески.
В противоположность ему, Ршава с удовольствием придумывал вариации на какую-либо тему. Он не только воспользовался заклинанием Кубаца, чтобы изгнать из своей комнаты тараканов, но и переделал его так, чтобы усатые зануды покинули ее четкими марширующими отрядами, подобно солдатам Малеина, прошедшим по Срединной улице на войну против Стилиана.
