Капитан Дюдермонт ни мгновения не сомневался, когда спасал Мэймуна, а потом принял его под свое крыло и обучил всему, что сам знал о море.
И Мэймун предал его. Хоть он и не мог предусмотреть столь трагической развязки, молодой пират смотрел правде в глаза. Кенсидан заплатил ему, чтобы Мэймун доставил Арабет к «Причуде Квелча». Мэймун сыграл свою роль в падении Лускана и теперь признавал свою вину в том, что капитан Дюдермонт сейчас беспомощно лежал у ног своего врага.
Он резко обернулся к Кенсидану и сильнее надавил на рукоятку меча.
— Ворон, ты дашь мне слово, что я смогу уйти вместе с капитаном Дюдермонтом и «Морской феей».
Черные птичьи глаза вспыхнули ненавистью.
— Ты сознаешь, с кем говоришь, пират? — спросил он решительным и твердым тоном, насколько это позволяло сделать лезвие меча меж зубов. — Лускан теперь принадлежит мне. Я король пиратов.
— А если ты не дашь мне обещания, ты станешь мертвым королем пиратов! — заверил его Мэймун.
Но он едва успел договорить, как Ворон исчез, а на его месте осталась лишь обычная птица. Она легко упорхнула из-под меча качнувшегося Мэймуна, хлопнула крыльями и опустилась на подоконник в противоположном углу комнаты.
Мэймун разочарованно стиснул рукоять меча и повернулся к Ворону, ожидая, что тот не замедлит ему отомстить.
— Я даю тебе свое слово, — неожиданно заявил Кенсидан.
— Но я ничего не могу предложить тебе взамен, — заметил Мэймун.
Ворон пожал плечами; каким бы несвойственным для птиц ни было это движение, оно совершенно отчетливо передавало его отношение.
— Я кое-что должен Мэймуну, капитану «Тройной удачи», — сказал Кенсидан. — Так что мы просто забудем об этом инциденте, и все.
Мэймун удивленно уставился на птицу.
— И я надеюсь снова увидеть твои паруса в моей гавани, — добавил Кенсидан, уже вылетая из раскрытого окна.
Еще несколько мгновений Мэймун неподвижно смотрел ему вслед, а потом бросился к Дюдермонту и опустился рядом с ним на колени.
***
После того как Дзирт увидел падение Реджиса, он атаковал очень осторожно, а защищался почти рассеянно. Темный эльф никак не мог сосредоточиться и отвлечься от мысли о лежащем в канаве друге и не мог найти сил, чтобы в полной мере сопротивляться великолепному воину-дворфу.
Но и Атрогейт, возможно считая его поведение хитрой уловкой, в первые моменты возобновленной схватки не слишком нажимал и не спешил воспользоваться представившимся преимуществом.
И это была его ошибка.
Потому что Дзирт, как с ним бывало и раньше, превозмог свои печаль и боль и трансформировал свои чувства в поток направленной ярости. Его мечи замелькали с прежней молниеносной быстротой, и сила ударов значительно возросла. Как и до падения Реджиса, он стал теснить Атрогейта, вынуждая его вертеться во все стороны.
Но дворф уже не успевал за ним и после каждого выпада, после каждого маневра хоть немного, но отступал.
Случись кому-нибудь увидеть их поединок, любой знаток боевого искусства получил бы истинное наслаждение. Противники стремительно кружили друг вокруг друга, а мечи и шары с шипами непрерывно со свистом рассекали воздух. Атрогейт снова ударил в стену, и шипы металлического шара разнесли доски в мелкие щепки. Потом, когда Дзирт отпрыгивал назад, кистень угодил в мостовую около его ног и поднял целое облако пыли и мелких осколков.
В этот момент Дзирт нанес свой второй удар. Сверкающий едва не коснулся щеки дворфа и срезал прядь его огромной бороды.
— Ты поплатишься за это, эльф! — взревел дворф и ринулся вперед.
В стороне послышался стон Реджиса.
Хафлинг жив.
И он нуждается в помощи.
Дзирт развернулся на месте и помчался по аллее, и дворф не отставал от него ни на шаг. Дроу запрыгнул на стену. При этом он отвел назад плечи и прочно поставил ногу, словно намеревался пробежаться вдоль аллеи. Или, как казалось опытному в боях Атрогейту, сделать сальто назад и броситься на противника сверху.
Дворф мгновенно остановился и развернулся.
— Ба-ха! Я знаю этот прием!
Но дроу не стал подпрыгивать вверх и не очутился перед ним. Он только сделал вид, что опирается на стену, и даже не пытался заскочить наверх.
— Я знаю, что он тебе известен! — ответил Дзирт.
За спиной дворфа, словно в предвкушении победы Дзирта, грозно зарычала пантера.
И победа действительно была близка, Дзирт лишь молился, чтобы его помощь Реджису не оказалась слишком запоздалой. Ледяная Смерть с размаху опустилась на беззащитную голову дворфа, и этот удар должен был расколоть череп Атрогейта на две половины. Но в тот момент, когда клинок коснулся головы дворфа, Дзирт не ощутил никакого удовлетворения, вместо этого он почувствовал, как его покидают жизненные силы.
А дворф как будто и не заметил удара: под мечом не брызнула кровь, и лезвие не отлетело от головы.
Дзирт вспомнил, что уже испытывал это странное ощущение, и в тот раз его удар обошелся без последствий для противника.
И все же он не сразу понял, что происходит, и не смог вовремя определить источник воздействия.
Атрогейт развернулся, и шары стремительно сверкнули. Один из них лишь слегка задел меч Дзирта, но и этого легкого прикосновения оказалось достаточно, чтобы вызвать сильнейший выброс энергии. Дзирта с такой силой бросило о стену, что мечи выпали из рук.
Атрогейт, бешено раскручивая шары, быстро приближался.
Дзирт был беззащитен. Уголком глаза он увидел, как над ним поднимается шар с шипами, облитый взрывчатой жидкостью.
Шар стремительно понесся ему навстречу, и больше Дзирт ничего не успел увидеть.
Эп илог.
Не умирай! Не покидай меня! — кричал Мэймун, приподнимая голову Дюдермонта. — Проклятие! Ты не можешь меня бросить!
Дюдермонт приоткрыл глаза — вернее, один глаз, поскольку второй был залит запекшейся кровью.
— Я проиграл, — сказал он.
Мэймун, молча, обнял его и тряхнул головой.
— Я был… глупцом, — бессильно прошептал Дюдермонт.
— Нет! — воскликнул Мэймун. — Нет. Ты пытался. Ты старался для блага людей.
И в тот момент с молодым капитаном Мэймуном произошло что-то странное — то ли он прозрел, то ли на него снизошло откровение. Он говорил с Дюдермонтом, стараясь утешить разбитого и подавленного человека, но эти слова затрагивали и душу самого Мэймуна.
Ведь Дюдермонт и в самом деле пытался улучшить жизнь людей, он бросился на защиту тех, кто долгие годы так или иначе страдал под гнетом власти Арклема Грита и пяти верховных капитанов, думавших только о своей наживе. Он пытался избавить город от Карнавала Воров, освободить от пиратов и искоренить беззаконие, оставлявшее на улицах свой кровавый след.