«Николас, — мрачно подумал он. — Продукт насильственного соития волшебницы Шабаша и Избранного. Бедное брошенное дитя...»
— Я должен сообщить еще кое-что, принц, — мягко сказал Виг. — И возможно, выслушать это тебе будет труднее всего. — Маг бросил быстрый взгляд на прозрачную сферу и снова посмотрел на Тристана. — Это касается крови Николаса. Сейчас вся сила Парагона ушла из нее, и последняя живая часть твоего сына умирает.
Принц сделал глубокий вдох и положил руки на стол, собираясь встать. Фавориты и Шайлиха тут же вскочили, чтобы помочь ему, однако не стали делать этого, повинуясь жесту Верховного мага.
С огромным усилием Тристан поднялся, на подгибающихся ногах подошел к сфере и остановился, разглядывая странное приспособление, которое помогло спасти ему жизнь.
Прямо у него на глазах кровь сына стала замедлять свое движение и, в конце концов, замерла совсем. А потом излучаемое кровью мерцание начало гаснуть и... исчезло навсегда.
Не вытирая бегущие по щекам слезы, принц подошел к телу сына. Темные миндалевидные глаза Николаса были открыты. Тристан мягким движением опустил его веки. Маги, конечно, захотят сжечь останки, и на этот раз он им мешать не станет.
«Николас II из дома Голландов, — вспомнил он слова, вырезанные на деревянной дощечке, воткнутой подле могильного холмика в Пазалоне. — Ты никогда не будешь забыт».
Вернувшись к центральному столу, принц тяжело оперся на спинку своего кресла. Чувствуя смертельную усталость, он хотел одного — прилечь. Фавориты довели его до постели и помогли поудобнее устроиться на подушках.
— Окажешь мне услугу, Верховный маг? — спросил Тристан, с трудом удерживая глаза открытыми.
— Все, что угодно.
— В следующий раз, когда у вас с Феганом возникнут очередные грандиозные планы, поделитесь сначала со мной, обещаешь?
Старый маг так хорошо знакомым принцу движением вскинул бровь и улыбнулся.
— Мы постараемся, Избранный. Тристан не слышал ответа; он крепко спал.
Принц скакал на Озорнике, углубляясь в чащу Оленьего леса. Свежевыпавший снег мерцал под копытами коня, и было чрезвычайно приятно вырваться на свободу из замкнутого, пусть даже обширного пространства Редута. В свежем, холодном воздухе ощущался запах сосновой хвои.
Прошло всего лишь пару недель с тех пор, как Тристан пошел на поправку, и сил у него заметно прибавилось. Но он понимал, что до окончательного выздоровления еще далеко. Невыносимая жгучая боль сменилась постоянным чувством усталости, мышечной слабостью и ограниченной подвижностью суставов.
Первое, что он сделал, когда смог вставать, — сбрил двухнедельную щетину. Шайлиха безжалостно поддразнивала его по этому поводу, говоря, что с этой бородкой его не отличить от отца.
Тристан, принцесса с малышкой и все остальные, кроме Вига и Фегана, переселились в королевский дворец. Принц и Шайлиха почувствовали себя гораздо свободнее, вернувшись в свой прежний дом, где воздух был свежее, а в окна лился солнечный свет.
По приказу Тристана Фавориты перенесли из Редута кое-какую мебель и предметы обстановки, а также изрядные запасы еды, кухонную утварь и белье. Однако восстановление дворца еще только начиналось.
С каждым новым днем принц ощущал себя все лучше и лучше. Шайлиха, Селеста и Марта наслаждались покоем, приглядывая за Морганой. Виг помогал Фегану восстанавливать Манускрипт, но все же находил время и для своей вновь обретенной дочери.
Всякий раз, когда Тристан думал о Селесте — а это происходило нередко, — он испытывал противоречивые чувства. Его сильно тянуло к ней, и он, без сомнения, тоже нравился этой женщине, но она вела себя сдержанно и, казалось, не слишком стремилась к сближению. Ситуацию осложняло то, что она была единственной дочерью его наставника и друга. По правде говоря, Верховный маг знал ее не намного лучше Тристана, и временами принцу казалось, что нужно дать возможность отцу и дочери наладить свои взаимоотношения и только после этого пытаться завоевать ее сердце. Если вообще до этого дойдет.
Оставив мысли о Селесте, принц проверил предмет, который вез с собой, — ради этого он сегодня и отправился в путь. Впервые за достаточно длительное время с ним не было ни Фаворитов-телохранителей, ни заботливых, однако чрезвычайно сварливых гномов. Сегодня ему предстояло сугубо личное дело.
Он собирался развеять по ветру прах своего единственного сына над кладбищем, где были похоронены его родные и маги Синклита.
Добравшись до него и спешившись, Тристан немного постоял на краю поляны, вспоминая захороненных здесь людей. Припомнилась ему и та ночь, когда он спас от самоубийства Селесту и расстался с ней в полной уверенности, что они никогда больше не увидятся.
«Жизнь имеет интересное свойство преподносить нам сюрпризы», — подумал принц. Сделав глубокий вдох, он вышел в центр поляны и, опустившись на колени, поставил урну рядом с собой, закрыл глаза и склонил голову.
Если бы Тристан уже полностью оправился от болезни, он, без сомнения, услышал бы крадущиеся шаги у себя за спиной. Или, если бы глаза у него были открыты, увидел бы длинную тень, молчаливо скользнувшую по снегу.
Этого не произошло.
Даже не почувствовав боли от удара по голове, принц провалился во тьму.
Первое, что он почувствовал, придя в себя, был запах дыма — едкого, насыщенного копотью; где-то рядом потрескивал костер.
Сначала все расплывалось перед его глазами, затем он смог увидеть белые облака, медленно плывущие по ярко-голубому небу. И вдруг Тристан осознал, что оружия при нем больше нет.
— Очнулся, Избранный? — послышался знакомый голос.
Принц медленно приподнялся, сразу же встретившись взглядом с человеком с болезненно-впалыми щеками, сидевшим по ту сторону от костра. Это был Скрундж. На правом бедре наемного убийцы был закреплен широкий евтракийский меч, на левом — кинжал в золоченых ножнах, в котором Тристан тут же узнал древнее церемониальное оружие Вига; как и всегда, к запястью его был прикреплен знакомый миниатюрный арбалет, заряженный пятью стрелами.
За спиной Скрунджа лежали грубо сколоченные носилки, а чуть далее стоял привязанный к дереву конь, к седлу которого были прикреплены дрегган и колчан с ножами. Добраться до них не представлялось возможным — для этого пришлось бы пройти мимо Скрунджа.
Чувствуя, как в нем закипает кровь, принц взглянул в лицо ненавистному врагу.
— Жалкий ублюдок! Ты ведь должен быть мертв! — не выдержал он. — Неужели Фавориты упустили тебя? Что ж, тем лучше, я сам доведу до конца это дело.
— Никто из твоих Фаворитов не смог бы поймать меня, — с презрительной улыбкой отозвался Скрундж. — Увидев, как ты ныряешь на дно ущелья, я сразу же сообразил, что это может оказаться ловушкой. А потом сверху начали опускаться сети, и я понял, что Птицы обречены. Весьма ловко придумано, вынужден признать. Но мне удалось вырваться. Твои летучие образины и крошки-гномы были так увлечены теми, кого ловили в свои сети, что им и в голову не пришло, что кто-то может ускользнуть от них. Даже твои маги меня не заметили.
