— Ты не проиграла. Я остановил поединок.
— Его Охотник одолел моего.
Она соскользнула с колен Вольфгера, мимоходом провела ладонью по его щеке и бесшумно вышла из комнаты, плотно закрыв за собой дверь…
С двух сторон от входа в покои Макетатон стояли грозного вида телохранители некротического происхождения — творение самой хозяйки. Их мощные тела цвета бронзы были облачены в золотые доспехи. Из-под шлемов с высокими гребнями бесстрастно взирали получеловеческие-полузвериные лица. В руках с длинными когтями оба держали копья.
Макетатон обладала редким в настоящее время даром саркрессы — создательницы причудливых, химерических существ. Чудовищ, чья звериная плоть невероятным образом соединялась с человеческой. Телохранители египтянки не пошевелились, когда Кристоф подошел к двери, хотя в прошлый раз пытались перекрыть вход.
В покоях дочери фараона было жарко. Горячий воздух струился над многочисленными жаровнями, наполненными раскаленными углями. Казалось, что золотой диск на цепях, изображающий Атона, сам источает небесный огонь.
Девушка сидела перед зеркалом и размеренными движениями расчесывала длинные черные волосы. Одна служанка замерла за ее спиной, бережно держа золотой венец. Другая, стоя на коленях перед госпожой, натирала ее голени прозрачной пахучей мазью. Не отрываясь от своего занятия, прислужница взглянула на колдуна, и тот заметил, что разрез глаз у рабыни кошачий.
Египтянка увидела отражение Кристофа в зеркале и чуть приподняла тонкие брови.
— Госпожа Макетатон, — произнес он холодным официальным тоном, — приношу свои извинения за произошедшее сегодня.
— Благодарю, господин Кристоф, — ответила она равнодушно и добавила: — Это Вольфгер заставил тебя прийти ко мне с извинениями?
— Он просил меня навестить тебя, но с другой целью.
Колдун достал свиток и подал его саркрессе. Она отложила гребень, развязала шнурок и несколько минут изучала послание. Потом раздраженно оттолкнула служанку, подняла взгляд на гостя и спросила дрожащим от бешенства голосом:
— Это шутка? Месть? Наказание?! Вольфгер решил покарать меня подобным образом?!
— Именно поэтому я пришел извиниться перед тобой, — стараясь не показывать удовлетворения от негодования родственницы, сказал Кристоф. — Нам предстоит трудная работа, и я бы не хотел, чтобы между нами сохранялись разногласия.
— Разногласия, — презрительно повторила Макетатон и уронила пергамент в жаровню. Лист мгновенно вспыхнул. — Я не поеду.
— Страх — это естественно, — заметил Кристоф.
— Я не боюсь, — устало ответила она, проводя ладонью над жаром, струящимся от углей. — Ни лудэра, ни «Могильной гнили». Я ненавижу Кутна-Гору. И мэтр знает об этом. Грязная дыра. Неудивительно, что заклинатели выбрали для встречи именно это место.
Она небрежно щелкнула пальцами. Рабыня, подойдя бесшумно, опустила на ее голову золотой венец и отошла с поклоном.
— Вольфгер действительно думает, что от его дипломатии будет хоть какая-то польза? — осведомилась египтянка, рассматривая свое блистательное отражение в зеркале.
— Это моя дипломатия, — улыбнулся Кристоф. — Но идея встретиться на нейтральной территории принадлежала заклинателям.
…Они выехали через час.
Огромную неповоротливую карету из черного дерева тащила шестерка вороных лошадей. Над их головами размеренно колыхались пышные плюмажи цвета вороного крыла. На сбруе поблескивали серебряные кольца, по гладким, лоснящимся шкурам сбегали струйки ледяного дождя. Животные бежали размеренной рысью, не чувствуя усталости, не дыша, глядя прямо перед собой белесыми глазами, лишенными зрачков. Некротическая сила, движущая лошадиными телами, делала их нечувствительными к боли, усталости и, самое главное, к присутствию кадаверциан.
На козлах сидел возница в черном плаще с низко надвинутым на лицо капюшоном. Держа поводья в одной руке, он время от времени со свистом взмахивал хлыстом, подгоняя ездовых.
Редкие прохожие с ужасом шарахались в стороны, прочь от дороги, по которой катила жуткая повозка, похожая на катафалк самой Смерти…
Кристоф предпочел бы ехать верхом, но египетская царевна желала путешествовать с комфортом. Внутри ее карета была обита золотой парчой и устлана коврами. К полу привинчены два асиманских треножника, непрерывно источающих удушливый жар. Сама египтянка полулежала на широком ложе, укрытом леопардовыми шкурами и, опираясь локтем о подушку, смотрела в окно, за которым густели вечерние сумерки.
Дождь то начинал лупить по крыше, заглушая все остальные звуки, то стихал до едва уловимого шелеста.
— Сегодня семнадцатое июня, — задумчиво произнесла Макетатон, поправляя капюшон тяжелого плаща, прошитого золотыми нитями. — Лейлет-эн-Нуктах. Ночь капли… Начало разлива Нила, — пояснила она в ответ на вежливо-вопросительный взгляд спутника, расположившегося напротив на широком диване. — Согласно поверью, сегодня в великую реку падает капля воды из волшебного источника, и Хепи выходит из берегов.
Она удобнее устроилась на своем роскошном ложе и произнесла уже совсем другим тоном:
— Понимаю, что для тебя это вряд ли представляет интерес…
— Ты напрасно так считаешь, — ответил Кристоф, вытаскивая из-под спины очередную мягкую подушечку и отбрасывая ее в сторону. — Мы не настолько безмозглые невежды, как тебе хочется думать.
— «Мы»? — Египтянка иронично приподняла черную бровь.
— Молодые кадаверциан. — Кристоф оттянул воротник рубашки, чувствуя усиливающийся жар. — Те, кого вы считаете недальновидными, слабыми и сентиментальными.
— Но это правда. — Макетатон отвинтила крышечку с пузырька, наполненного ароматической солью, и поднесла к носу, глубоко вдохнула, словно пытаясь заглушить запах сырости. — Вы нерешительные и слишком чувствительные. Будете сомневаться и медлить в тот миг, когда надо разить без жалости. Знаешь, что сказал Ра, когда покарал людей, предавших его? «Теперь ваши грехи прощены. Кровь искупает кровь».
— Твои представления о жизни, Матон, немного устарели.
Египтянка промолчала, отвела в сторону занавес и посмотрела в окно. Ее красивое смуглое лицо отразилось в стекле, по которому непрерывным потоком текли капли дождя.
— Перемирие, — произнесла она тихо. — Разве раньше мы допустили бы подобное?
— Нам всем нужна передышка.
— Я говорю именно об этом, — вздохнула девушка. — В тот миг, когда враг ослаб и необходимо нанести по нему решающий удар, мы не можем найти в себе сил для последнего боя. Дипломатия слабости.
