Веттели чердак посетил и остался доволен.
Вечером выходного дня из Гринторпа в поместье Годдар-холл, Эльчестер, умчалась срочная телеграмма. «Лейтенант, настоятельно прошу вас о встрече в ближайший понедельник, в 7.30 на школьном чердаке. Нам следует приватно обсудить неприятный инцидент с сапёрами в Такхемете, это целиком в ваших интересах». Без подписи. Интересно, что подумал дежурный телеграфист, бесстрастно выстукивавший это странное сообщение? Или он уже ко всему привык?
Вторая телеграмма была адресована инспектору Т. Дж. Поттинждеру, Эльчестерское отделение полиции.
Вот, собственно, и вся подготовка. Теперь оставалось только ждать.
Ни малейшей тревоги по поводу предстоящей «встречи на чердаке» Веттели не испытывал — рисковать жизнью ему было не в новинку. Кроме того, он дал себе клятву сделать всё возможное, чтобы не огорчить друзей своей преждевременной кончиной, поэтому совесть его была чиста.
Он бы и выспался прекрасно, если бы под вечер к нему в комнату вдруг не заявился собственной персоной Огастес Гаффин. Пришёл и устроил форменную сцену ревности: «между вами всё кончено», «Эмили теперь моя, имейте мужество это понять и принять», «у вас не может быть никаких общих дел», «оставь в покое мою женщину», «я буду за неё бороться!» — в таком духе. Белел и краснел, нервно ломал пальцы, сверкал потемневшими от гнева очами — хорош был несказанно, прямо-таки просился на героическое полотно.
А под конец завёл речь о дуэли: пусть мудрые боги рассудят, кому должна принадлежать Эмили. Тут Веттели, хранивший гробовое молчание на протяжении всего огастесова монолога (а что он, собственно, мог ответить?), всё так же молча встал, извлёк из кармана мантии удачно завалявшийся мелок, поставил маленький косой крестик на входной двери, запер её на крючок — от греха, после этого отошёл в дальний угол комнаты и без всякой магии всадил нож точно в центр импровизированной мишени. По правде говоря, ничего выдающегося в том броске не было — апартаменты лорда Анстетта даже фея Гвиневра считала тесными и, выделывая под потолком свои пируэты, неизменно ворчала: «У тебя тут развернуться негде». Но на Гаффина демонстрация произвела сильное впечатление: он вздрогнул, плаксиво скривил губы, бледный лоб стал влажным. Похоже, бедный поэт ясно осознал: не настолько он любим богами, чтобы позволить себе бросать вызов такому страшному противнику.
Веттели было любопытно, как же бедный Огастес станет выкручиваться — или не станет, подтвердит вызов и выйдет на дуэль с честью? Убивать его он в любом случае не собирался, просто хотелось посмотреть. Но пришла Эмили и, в буквальном смысле слова, вывела любимого из затруднительного положения — тому уже пора было под замок.
— Мы ещё продолжим этот разговор! — победно бросил Огастес через плечо.
— Надеюсь, — пробормотал соперник ему вслед. — Если будет кому продолжать.
Гаффин ушёл, а Веттели расстроился и долго не мог заснуть, ворочался с боку набок.
Пробовал отвлечься чтением, но вещь попалась странная и мрачная: «Рыцарь, что вы грустите у ручья? Ну-ка вставайте и сражайтесь со мной!», «…Ваша дама, по-моему, не такая красивая, как моя, — и быстро отрубил ей голову…».[19] Что-то не успокаивало. Лишь далеко заполночь удалось кое-как задремать.
А проснувшись задолго до рассвета, обнаружил, что немилосердно отлежал левую руку, она сделалась непослушной, как чужая, и миллионы маленьких иголочек впились в неё. Потребовалось время, чтобы её расшевелить. Спасибо, хоть правая не пострадала — было бы очень некстати.
Очевидцы не преувеличивали — вид из маленьких окошек холодного и пыльного, перегороженного каминными трубами чердака действительно открывался великолепный. И со стратегической точки зрения позиция была удобной, позволяла следить за всеми перемещениями противников и союзников.
Веттели видел, как у главного входа остановился кэб, высадил недовольного, заспано протирающего глаза Поттинджера и двух незнакомых, зато, не в пример инспектору, бравых констеблей.
Видел, как по норренской дороге со стороны Эльчестера подъехал и спрятался за холмом венефикар, как Токслей направился к школе: сначала быстро и уверенно, потом вдруг замер на месте, нервно огляделся. Ага, это он заметил, что магия — человеческая магия — на территории школы снова не действует: невидимкой не проскользнёшь (и пулю не отведёшь, к слову)… Потоптался, махнул рукой — будь что будет — пошёл дальше решительной поступью, но в школу прошмыгнул даже не с черного входа, а с подвального, через который загружают уголь.
Ну, вот, все действующие лица в сборе.
Сейчас Эмили встретит полицейских и заманит на чердак. Только не с этой стороны, а с той — Гвиневра незаметно переведёт. Наблюдать за происходящим они смогут, вмешаться, до поры, — нет. Фея трижды поклялась страшной клятвой, что никого не пропустит на эту сторону, пока он сам их не позовёт, либо пока не будет окончательно и бесповоротно убит.
Итак, дамы берут на себя полицию, а на долю майора Анстетта приходится «главный виновник торжества»… А вот уже и он!
Заслышав лёгкие шаги на лестнице, Веттели предусмотрительно отступил за трубу. Рука почти непроизвольно сжалась на рукояти наградного риттера.
Истошно скрипнула дверь. Щёлкнул взведённый курок — вошедший тоже был наготове.
— Капитан, — тихо окликнул он, — вы здесь? Ах, да, вы же теперь майор! — в последней фразе слышалось столько сарказма, будто повышение сослуживца в звании Токслей воспринимал как личное оскорбление. С чего бы вдруг?
— Да, я вас жду, — откликнулся он и рискнул показаться из-за трубы. И тут же ему пришлось шарахнуться обратно — рядом просвистел нож, шумно упал где-то позади.
Тон разговора был задан.
И расклад с самого начала сложился не в пользу Веттели — в его-то план не входило убивать противника без предварительной беседы, а тот, судя по всему, намеревался покончить с делом без лишних слов…
Хотя, нет, не может такого быть! Когда это лейтенант Токслей, весельчак и балагур, душа любой кампании, немного фат, немного позёр, большой любитель театральных эффектов, умел обходиться без лишних слов? Для таких, как он, жизнь — это игра, а всякая игра должна быть интересной, иначе какой в ней смысл?
Веттели снял свитер, свернул комом, осторожно высунул из-за трубы. И снова мимо просвистел нож. Мимо! Как говорят математики, «что и требовалось доказать». Промахнуться с такого расстояния Токслей мог только умышленно. Значит, он тоже не спешит прикончить противника, просто нагнетает обстановку.
