— Не сейчас, Фелисин. Ну, уведи меня домой, пожалуйста.
* * *
— Пойдешь со мной, Тоблакай?
Карса оторвал взор от каменного лица Уругала. Солнце зашло с обычной здесь внезапностью, над головой замерцали яркие звезды. Змеи начали расползаться, зловеще неподвижный лес манил их обещанием охоты. — Я побегу рядом с вашими крошечными лошадьми, Леомен? В этой стране нет теблорских коней. Нет ничего для моего роста…
— Теблорские кони? Ну, друг, в этом ты ошибаешься. Хотя не здесь, верно. На западе, в Джаг Одхане, живут дикие лошади тебе под стать. Это джагские кони, прежде разводимые Джагутами. Возможно, кони Теблоров от того же семени — на Генабакисе тоже были Джагуты.
— Что же раньше не сказал?
Леомен опустил ладонь к земле, наблюдая, как яркошейка сползает с руки. — Честно говоря, ты впервые упомянул, что Теблоры разводят коней. Тоблакай, я почти ничего не знаю о твоем прошлом. Как и никто другой. Ты не отличаешься болтливостью. До сих пор мы с тобой шли пешком, не так ли?
— Джаг Одхан. Это за пределами Рараку.
— Да. Пробейся на запад через Вихрь и выйдешь к утесам, ломаной линии моря, прежде заполнявшего пустыню. Иди дальше до маленького города — Лато Ревэ. Прямо к западу будут отроги Таласских гор. Обогни их с юга, идя на запад, пока не окажешься у реки Угарат. Там есть брод к югу от И'Гатана. Перебравшись, двигайся на запад, потом на юг и снова на запад — и недели через две окажешься в Джаг Одхане. О, тут есть доля иронии — прежде там жили банды Джагутов-кочевников, но Джагутов падших. Их так долго гнали, что они стали всего лишь дикарями.
— Они еще живут там?
— Нет. Их перебили Т'лан Имассы Логроса. Не так давно.
— Карса оскалил зубы. — Т'лан Имассы. Имя из прошлого Теблоров.
— Не такого уж прошлого, — пробормотал Леомен и встал. — Проси разрешения Ша'ик на путешествие в Джаг Одхан. Ты произвел бы потрясающее впечатление на поле боя, сев на джагского жеребца. Вы сражаетесь верхом или просто возите грузы?
Карса улыбнулся темноте. — Сделаю как ты сказал, Леомен. Но путешествие будет долгим — не жди меня. Если ты и ваши рейдеры будут вне Вихря, я вас найду.
— Согласен.
— А Фелисин?
Леомен чуть помедлил, прежде чем ответить: — Руки Духа предупрежден об… угрозе.
Карса фыркнул: — И что в том пользы? Я убью Бидитала, и дело с концом.
— Тоблакай, не только ты тревожишь Руки Духа. Я не верю, что он останется в лагере. А уйдя, он возьмет девочку с собой.
— Нет ли лучшего решения? Она станет всего лишь нянькой.
— На время — наверное. Разумеется, я пошлю с ними кого-то. Если Ша'ик ты не будешь нужен — хотя бы по ее мнению — попрошу тебя.
— Безумие, Леомен. Я уже странствовал с ним и больше не хочу.
— У него есть истины для тебя, Тоблакай. Однажды тебе придется его отыскать и даже попросить помощи.
— Помощь? Мне не нужно ничьей помощи. Ты говоришь неприятные слова, не желаю слушать.
Улыбка Леомена была видна даже в полумраке. — Ты не изменяешься, друг. Когда же ты пойдешь в Джаг Одхан?
— Завтра.
— Тогда лучше мне донести известие до Ша'ик. Кто знает, может быть, она пожелает видеть меня лично, и тогда я сумею отвлечь ее от Дома Цепей?
— От чего?!
— От Дома Цепей. — Леомен пренебрежительно взмахнул рукой. — Новая сила в Колоде Драконов. Только о ней все и говорят.
— Цепи, — пробормотал Карса, разворачиваясь лицом к Уругалу. — Я так ненавижу цепи.
— Увидимся утром, Тоблакай? До твоего отбытия?
— Увидимся.
Карса слушал удаляющиеся шаги. Разум его стал водоворотом. Цепи. Они преследуют его, преследуют с той самой поры, как он выехал из деревни с Байротом и Делюмом. А возможно, и до того. Племена ведь создают свои цепи. Как и родственники, и товарищи, и легенды с их поучениями о чести и жертвенности. Цепи связали Теблоров с семью богами. «И снова цепи, в моих видениях — мертвецы, мною сраженный, души, которые я влачу за собой, как говорит Руки Духа. Я… я весь… создан цепями.
Новый дом — мой?»
Воздух на поляне внезапно стал холодным, даже ледяным. Последние змеи торопливо ее покинули. Карса заморгал и, сосредоточившись, увидел суровое лицо Уругала… пробужденного.
Нечто присутствовало там, в черных дырах глаз.
Карса слышал вой ветра, заполняющего разум. Бормотание тысячи душ, резкий звон цепей. Зарычав, он напрягся как сталь под этой атакой, устремил взор в дергающееся лицо бога.
— Карса Орлонг. Мы долго этого ждали. Три года на создание священного места. Ты потратил слишком много времени на двоих чужаков, твоих павших друзей. Но они проиграли, тогда как ты — нет. Сей храм не будет освящен во имя сентиментальности. Их присутствие нам противно. Разбей их сейчас же.
Пробудились все семь лиц, Карса ощущал вес их взглядов, угрожающее давление, за которым таится нечто… жадное, темное и полное злой радости.
— Своей рукой, — ответил Карса Уругалу, — принес я вас в это место. Своей рукой освободил вас из тюрьмы в утесе страны Теблоров — да, я уже не такой дурак, каким вы меня видите. Вы меня вели, и вот вы здесь. Первые слова будут полны упреков? Осторожно, Уругал. Любая статуя может быть разбита, если я захочу.
Он ощутил их ярость, давящий напор, желание сделать его слабым; но он стоял, неподвижный и недвижимый. Воина-Теблора, дрожащего перед богами, более не было.
— Ты принес нас близко, — проскрипел наконец Уругал. — Так близко, что мы чуем точное место, в которое стремимся. Туда ты должен идти, Карса Орлонг. Так долго откладывал ты путешествие к нам, по тропе, нами проложенной. Слишком долго прятался ты в компании жалкого духа, способного разве что плеваться песком.
— Ваше путешествие, ваша тропа — ради чего? Что вы ищете?
— Как и ты, воин, мы ищем свободы.
Карса замолчал. «Да, поистине жажда». — Я готовлюсь идти на запад, в Джаг Одхан.
Он ощутил потрясение, возбуждение; затем семерых богов охватил поток подозрений.
— На запад! Верно, Карса Орлонг. Но откуда ты знаешь?
— Потому что я стал, наконец, сыном своего отца. Я выйду на рассвете, Уругал. И найду то, чего вы так жаждали. — Он ощутил, как присутствие слабеет и инстинктивно понял: эти боги вовсе не так близки к свободе, как внушают ему. Вовсе не так сильны.
Уругал называл поляну храмом, но не только Семеро хотели им владеть. Едва они ушли, Карса отвернулся от божьих ликов и поглядел на тех, во имя кого было по-настоящему освящено место. На тех, кого он вытесал собственными руками во имя цепей, которые смертный может носить с гордостью.
— Моя верность, — спокойно сказал воин-Теблор, — была направлена в неверную сторону. Я служил лишь славе. Словам, друзья мои. А слова могут прикрываться ложным благородством. Прятать жестокие истины. Слова прошлого, нарядившие Теблоров в одеяния героев — вот чему я служил. Тогда как настоящая слава была передо мной. Рядом со мной. Ты, Делюм Торд. И ты, Байрот Гилд.
