— Я не про это. Якен умел колдовать.
— Волшебство даром не дается, дитя. Нужны годы молитв, самоотречения и науки, чтобы отточить мастерство.
— Годы? — растерялась она.
— Будь это просто, это бы делали все. Прежде чем стать бегуном, надо научиться ходить. Зачем прибегать к чарам там, где сойдет и фокус?
— Так я и фокусы показывать не умею.
— Тогда учись строить рожицы. У тебя на лице, под кожей, есть мускулы — учись ими пользоваться. Все это — щеки, губы и уши — принадлежит тебе. Улыбки и хмурость не должны налетать на тебя, словно шквал. Пусть улыбка, как подобает служанке, приходит к тебе лишь по твоему зову. Учись управлять лицом.
— Покажи как.
— Надуй щеки. — Она надула. — Подними брови. Нет, выше. — Она подняла. — Хорошо. Ты увидишь, что долго такую гримасу удержать не сможешь. Завтра попробуй снова. В подземелье ты найдешь мирийское зеркало. Упражняйся перед ним каждый день по часу. Учись владеть глазами, ноздрями, щеками, ушами, губами. — Он снова взял Арью за подбородок. — Кто ты?
— Никто.
— Лжешь. И лжешь неумело, дитя.
Она отыскала мирийское зеркало. Теперь она садилась перед ним каждое утро и каждый вечер, поставив по бокам две свечи, и строила рожи. Если она научится управлять лицом, то сможет лгать сколько захочет.
Вскоре после этого добрый человек приказал ей обмывать мертвых вместе с другими послушниками. Это было куда легче, чем скрести лестницы в Харренхолле. Тяжело приходилось, только когда покойник попадался большой и толстый, но большинство усопших были тощие — кожа да кости. За работой Арья гадала, что привело их к черному пруду. Ей вспоминался рассказ старой Нэн о том, как в долгую зиму старики, зажившиеся на свете, вдруг объявляли, что идут на охоту. «Тогда их дочери плакали, а сыновья отворачивались к огню, но никто их не останавливал и не спрашивал, на какого это зверя им вздумалось поохотиться, когда на дворе лежат сугробы и воет холодный ветер». Кто знает, что говорят своим сыновьям и дочерям старые браавосийцы, прежде чем отправиться в Черно-Белый Дом.
Одна луна сменялась другой, но Арья не наблюдала этого. Она работала, обмывала покойников, гримасничала перед зеркалом, учила браавосский язык и старалась помнить, что она — никто.
Однажды добрый человек прислал за ней.
— Выговор твой ужасен, но понять тебя с грехом пополам можно. Придется тебе на время покинуть нас. Единственный способ изучить язык как следует — это говорить на нем с утра до вечера. Ты должна уйти.
— Когда? — спросила она. — И куда?
— Прямо сейчас. За этими стенами лежат сто островов Браавоса. Ты ведь знаешь, как сказать «мидии», «устрицы» и так далее?
— Знаю, — сказала Арья и произнесла эти слова как могла лучше.
Ее старательность вызвала у него улыбку.
— Сойдет. У гавани ниже Затопленного Города найдешь торговца рыбой по имени Бруско. Он хороший человек, а спина у него больная. Ему нужна девочка, чтобы возить его тележку и продавать его раковины сходящим на берег морякам. Вот ты этим и займешься, ясно?
— Да.
— А когда Бруско спросит, кто ты?
— Я отвечу «никто».
— Нет. За пределами этого Дома такой ответ не годится.
Она пораздумала.
— Могу назваться Солинкой из Солеварен.
— Солинку знают Тернесио Терис и его люди. Твоя речь тебя выдает, поэтому придется сказать, что ты из Вестероса, но имя лучше выбрать другое.
Арья прикусила губу.
— Может быть, Кошка-Кет?
— Пожалуй… Кошек в Браавосе полно — если прибавится еще одна, никто не заметит. Ты Кет, сиротка из…
— Из Королевской Гавани. — В Белой Гавани она тоже бывала с отцом, но Королевскую знала лучше.
— Отлично. Твой отец ходил на галее, был мастером над гребцами. Когда твоя мать умерла, он стал брать тебя в море. Потом он тоже умер, а капитан, не имея в тебе нужды, высадил тебя в Браавосе. Как назывался корабль?
— «Нимерия», — не задумываясь, выпалила она.
В ту же ночь Арья ушла из Черно-Белого Дома. Плащ, линялый и залатанный, в самый раз для сиротки, скрывал длинный нож на ее правом бедре. Ноги болтались в слишком больших сапогах, камзол так протерся, что ветер его насквозь продувал. Зато перед ней лежал весь Браавос, пахнущий дымом, солью и рыбой, с извивами каналов и улиц. Прохожие посматривали на нее с любопытством, оборвыши-попрошайки кричали непонятное. Вскоре она окончательно заблудилась.
— Сир Григор, — распевала она, идя через каменный мост с четырьмя арками. С него виднелись мачты кораблей в Мусорной Заводи. — Дансен, Рафф-Красавчик, сир Илин, сир Меррин, королева Серсея. — Пошел дождь. Арья подставила ему лицо, такая счастливая, что плясать в пору, и сказала: — Валар моргулис, валар моргулис, валар моргулис.
Восходящее солнце, хлынувшее в окна, разбудило Алейну. Гретчель, услышав, что госпожа села и потянулась, тут же подала ей халат. Комнаты за ночь остыли. Когда придет зима, будет еще хуже. Зимой в этом месте холодно, как в гробнице.
— Огонь еле теплится, — подпоясавшись, заметила девушка. — Подбавь дров, пожалуйста.
— Слушаюсь, миледи, — сказала старуха.
Покои Алейны в Девичьей башне много больше и роскошнее спаленки, которую она занимала при леди Лизе. Теперь у нее своя гардеробная, а с балкона из резного белого камня открывается вид на Долину. Пока Гретчель возилась с огнем, Алейна вышла туда. Камень холодил босые ноги, ветер гулял, как всегда у них наверху, но великолепное зрелище заставило ее забыть обо всем. Девичья была самой восточной из семи стройных башен Гнезда, и Алейна видела перед собой всю Долину в утренней дымке, с лесами, полями и реками. Горы на солнце сверкали, как золотые слитки.
Как красиво! Вверху видна снежная вершина Копья Гиганта — по сравнению с ней замок, притулившийся на плече горы, кажется крохотным. Над пропастью, куда летом падают Слезы Алисы, теперь нависли сосульки двадцати футов длиной. Над замерзшим водопадом парит сокол, раскинув синие крылья. Вот бы и мне такие, подумала девушка.
Держась за перила, она посмотрела вниз. В шестистах футах под ними — Небесный Замок. Оттуда широкие, вырубленные в камне ступени ведут через Снежный и Каменный Замки на самое дно Долины. Башни и здания Ворот Луны похожи на детские игрушки. Вокруг его стен стоят лагерем лорды Хартии, и люди снуют между шатрами, как муравьи. Будь они настоящими муравьями, их можно было бы раздавить.
Два дня назад к ним присоединился молодой лорд Хантер со своими людьми. Нестор Ройс закрыл перед ними ворота, но у него в гарнизоне меньше трехсот человек. Между тем каждый из лордов Хартии привел с собой тысячу, а всего этих лордов шестеро. Алейна знала их имена наизусть. Бенедар Бельмор, лорд Громогласия. Саймонд Темплтон, Рыцарь Девяти Звезд. Хортон Редфорт, лорд Редфорта. Анья Уэйнвуд, леди Железной Дубравы. Гилвуд Хантер, называемый всеми «молодым лордом», лорд Длинного Лука. И Джон Ройс, самый могущественный и грозный из них, Бронзовый Джон, лорд Рунстона и кузен Нестора, возглавляющий старшую ветвь дома Ройсов. После гибели Лизы Аррен они собрались в Рунстоне, где поклялись защищать лорда Роберта, защищать Долину и стоять друг за друга. О лорде-протекторе в их хартии нет ни слова, однако там говорится о «недостойном правлении», с которым надо покончить, а также о «мнимых друзьях и дурных советчиках».
