На рассвете он поехал дальше, стараясь не упустить лучшую часть дня. Небо подернулось облаками, и жара немного спала. Из-под копыт лошади маленькими взрывами поднималась пыль, разлетавшаяся и рассеивавшаяся от дуновения нежного западного ветерка. Местность впереди начала меняться, снова становясь зеленой там, где с Рунных гор стекали воды Мермидона. Над равниной небольшими рощицами поднимались деревья, стерегущие родники и его притоки. В конце дня он переправился через реку по широкой отмели и устремился в сторону Зубов Дракона. Старик мог остановиться и отдохнуть, однако предпочел идти дальше. Время — суровый надсмотрщик и не позволяет жалеть себя.
С наступлением ночи друид достиг предгорий, ведущих к Сланцевой долине. Он спешился и привязал лошадь вблизи источника. Старик, любуясь, как солнце садится за Рунные горы, съел свой обед, думая о том, что ему предстоит. С одной стороны — долгая ночь. С другой — успех или неудача. Он мог с легкостью прекратить все это, но неопределенность была слишком велика. Какое-то время Бреман думал неизвестно о чем, пока не понял, что вспоминает отдельные эпизоды своей жизни и заново осмысливает их, как будто пытаясь получить подтверждение своим возможностям. Он радовался каждому малейшему успеху своих попыток остановить Чародея-Владыку. Но старик знал, что это опасная игра, в которой один неверный шаг может оказаться роковым и все, чего он достиг, будет сведено на нет. Бреман удивлялся такой несправедливости, однако понимал, что никогда в истории справедливость не определяла того, чему суждено произойти.
Когда наступила полночь, он встал и направился в горы. Старик был одет в черные одежды своего ордена и нес волшебный меч Урпрокса Скрела. Он улыбнулся. Меч Урпрокса Скрела. Его следовало бы назвать как-нибудь иначе, раз он больше не принадлежит кузнецу. Но другого имени для него пока не было, не появится оно до тех пор, пока не объявится его будущий владелец и не определится его предназначение. Он бросил думать о названии меча, вдыхая ночной воздух, такой холодный и чистый в предгорьях, такой ясный, что казалось, будто сквозь него можно видеть бесконечно далеко.
Бреман шел через ущелья и перевалы, которые вели в Сланцевую долину, и достиг своей цели, когда до рассвета оставалось еще несколько часов. Какое-то время он стоял на краю долины и смотрел вниз на гладкий как стекло Хейдисхорн, в котором отражалось ночное небо, освещенное звездами. Глядя в зеркало его безмолвных вод, друид невольно задумался над секретами, таящимися в озере. Сможет ли он подобрать ключ хотя бы к некоторым из них? Удастся ли ему открыть хотя бы один или два, те, что позволят выиграть битву? Духи умерших ревностно хранили секреты, возможно потому, что это было единственное, что осталось у них от той жизни, которую они покинули, ведь у мертвых просто слишком мало того, что они могут назвать своим.
Друид сидел среди каменных глыб, смотрел на озеро и размышлял над его тайнами. Что значит жизнь после смерти, когда ты превращаешься в духа? Что значит жить в водах Хейдисхорна? Испытывают ли мертвые что-нибудь похожее на чувства живых? Остаются ли с ними воспоминания, стремления и потребности? Есть ли смысл в существовании, после того как умирает тело?
Как много неизвестного. Но Бреман был стар, а значит, скоро все эти секреты должны открыться ему.
За час до рассвета он взял меч и пошел вниз, в долину. Старик тщательно выбирал дорогу среди осыпей вулканического стекла, боясь оступиться, и изо всех сил старался не думать о том, что ему предстоит. Он шел, мысленно погруженный в самую глубину своего существа, и пытался успокоиться, собраться с мыслями и поточнее сформулировать, что ему нужно. Ночь была тихой и мирной, но Бреман уже ощущал под землей легкое волнение. Спустившись по склону в долину, он вышел на берег Хейдисхорна и остановился. Мгновение он стоял не шелохнувшись, чувствуя, как постепенно его охватывает неуверенность. От того, что должно было произойти, зависело слишком многое, а он понятия не имел, как поступить.
Старик положил меч перед собой у самой воды и выпрямился. Теперь будь что будет. Время не ждет.
Бреман начал произносить заклинания и делать руками движения, вызывающие духов. Он действовал с выражением угрюмой решимости, отгородившись от сомнений, неуверенности и, насколько возможно, отбросив страхи. Друид почувствовал, как дрогнула земля и озеро заволновалось в ответ на его призыв. Небо потемнело, словно его скрыли облака, звезды исчезли. Воды озера зашипели, закипая, и раздались голоса умерших, которые делались все громче, переходя от шепота к стонам и крикам. Бреман почувствовал, как окрепла его решимость, словно для того, чтобы защитить от воздействия духов. Он напрягся и застыл, лишь стремительный полет мысли нарушал это окаменение. Теперь он прервал заклинания, снова поднял меч и отступил назад. Озеро страшно вспенилось, брызги полетели во все стороны, а голоса слились в безумной какофонии. Друид стоял, словно вросший в землю, и ждал того, кто должен был прийти. Теперь он был заперт в долине, отрезан от всего живого, один среди мертвых. Любая оплошность — и никто ему не поможет. Если он потерпит неудачу, никто не придет за ним. Что бы ни принес с собой этот день, все это ляжет только на его плечи.
Внезапно озеро вулканом взорвалось в самом центре, и прямо в воздух огромным черным столбом воды взвился гейзер. Глаза Бремана расширились. Такого он прежде никогда не видел. Столб поднялся до самого неба, и его воды застыли неподвижно, не опадая вниз. Вокруг него призрачно затрепетали мерцающие очертания духов. Они появлялись целыми стаями, вылетая не из озера, а из водяного столба, выброшенные из его пенной массы. Духи плыли по воздуху, словно по воде, и их маленькие силуэты сливались в сверкающий калейдоскоп на фоне черной ночи. Вращаясь, они вскрикивали резкими, пронзительными голосами, как будто именно сейчас должно было осуществиться все, чего они когда-либо желали.
Вдруг из середины столба донесся громоподобный кашель, и Бреман невольно отшатнулся, почувствовав, как земля под ногами вспучилась от невероятной силы этого звука. Он с ужасом подумал, что, должно быть, в чем-то ошибся. Наверно, сделал что-то не так. Однако было слишком поздно что-либо менять и слишком поздно бежать.
Выпуклое изображение Эйлт Друина на рукояти меча, который он держал в руках, начало светиться.
Бреман вздрогнул, как будто его обожгло:
— О духи!
Водяной столб раскололся надвое, треснув ровно посередине, словно его поразила молния. Изнутри хлынул свет, такой яркий, что Бреману пришлось зажмурить глаза. Стараясь заслониться, он поднял руки, держа перед собой меч, как будто тот мог защитить его от опасности. Свет ярко вспыхивал, и с каждой вспышкой стали появляться темные силуэты. Один за другим они материализовывались, превращаясь в закутанные в плащи с капюшонами черные, как ночь вокруг них, фигуры, дымящиеся от внутреннего жара.
