Сейчас взбесившиеся от ран и ужаса быки плотным потоком устремились в грязные узкие улочки ремесленной слободы. Под напором стада стонали и хрустели дощатые заборы. Демоны рычали, рвали поотставший скот. Фарнор сосчитал — пять тварей!
Барн стремительно скользил вниз, вытянувшись всем телом. У самой мостовой он ловко сложил и убрал перепонки, приземлился и замер неподвижно. Сотник погладил виф, оживляя связь:
— Их пять. Не самые крупные, пока все здесь, в одном месте.
— Иду, — прогудел в ухе незнакомый бас.
И сотник увидел гнома — во второй раз за эту ночь. Орлис, еще до своего самовольного отъезда на север, много раз рассказывал о бесподобном Рртыхе. Говорил взахлеб, явно повторяя мамины слова. Сам он гнома не знал — родился позже, когда Рртых и его народ уже остались в каком-то ином мире. Но маминым отношением к невысокому и обстоятельному существу, безмерно трудолюбивому и спокойному, проникся. А еще утверждал, что в бою гном преображается, обретая удивительную скорость и порывистость, странно сочетающиеся с силой. Сейчас Рртых был именно таков. Он с бычьим упорством пер вперед, поигрывая тяжелой секирой, как иные играют малым кинжалом. С обеих сторон от гнома двигались ампари со своими странными алебардами. Позади замерли двое стрелков. Небольшой отряд. Демоны сперва не восприняли его всерьез.
От гнома попробовали отмахнуться с небрежностью, пропорциональной разнице в росте — более чем двукратной! Фарнор отметил, что он едва видит след движения секиры. И совершенно не может понять, как удается гному менять направление ее движения мгновенно, на полузамахе. Так, что одним ударом рубится и когтистая лапа, протянувшаяся сверху, и сухие мощные колени твари. Мгновением позже, когда сосед атаковавшего первым демона лишился руки, безногий рухнул на мостовую. И разница в росте больше не могла защитить его шею.
Барн мчался по площади, описывая широкую дугу и стараясь отрезать демонам путь к отступлению в слободу. Увидев жбрыха в жерле поглотившей стадо улицы, последний непострадавший демон изменил направление и попытался в несколько прыжков одолеть площадь, но стрелки уже освоились с его манерой движения и не оплошали.
— Еще понадобимся — зови, — коротко подвел итог боя Рртых ровным басом. — Пока же возвращаемся во дворец.
— Спасибо, — кивнул Фарнор.
И обернулся к слободе, с растущим беспокойством прикидывая, как же быть со стадом? Вот еще напасть.
У крепкого высокого забора его внимания дожидались десятка два работников мясного ряда. Поклонились с неподдельным уважением. Старший подошел поближе. Было видно: вперед его толкает любопытство, а удерживает — здравый смысл в виде темных, вымазанных в крови, длинных когтей Барна.
— Вы, что ли, сотником будете? — вопросил и сам себе ответил торговец. — Как эти рычать начали, мы и собрались. Хотели было погнать их, да вовремя опамятовались. Шутка ли, одним движением быку рог срубают… Плохи наши дела? Семьи у нас, светец.
— Не плохи, — обнадежил Фарнор. — В нижний город они не прошли и не пройдут. Семьи пусть по домам сидят, как велено, а вы бы скот собрали, а то натворит он бед похуже демонов.
— Это можно, — охотно кивнул скотник, довольный тем, что в бой не зовут и больших несчастий не предвещают. — Сделаем, не извольте беспокоиться. Животины у нас смирные, до дальних загонов пробегутся — и охолонут.
Фарнор кивнул и погладил тусклую броню на загривке Барна. Усмехнулся: ему бой куда понятнее, чем ловля быков. Каждый силен в своем деле, знакомом и привычном. Жбрых развернулся, в последний раз принюхался, убеждаясь, что врагов поблизости нет, и неспешно двинулся прочь, через площадь, ожидая приказа седока. Может, к дворцу бежать. А вдруг нет? Сотник вспомнил о третьем особняке грифов, указанном стражей дворца, но не получившем предупреждения. Поспешил туда, застал людей на улице, их вполне предсказуемо не желали впускать. Убедил и приказал. Потом заторопился к храму. И снова в торговый город и к дворцу…
Когда белый Адалор рассек лезвием своих лучей тело багрового ночного сумрака, осилил его, загнал в самые глубокие недра пещер и начал извечное восхождение к небесному трону, сотник поверил, что люди справились. Живых и свободно разгуливающих по городу демонов больше нет. Барн пришел к такому же выводу и стал меняться, возвращая шкуре мирный мягкий мех и пряча клыки.
Горожане, уверовав в победу дня и завершение ночных страхов, оттаскивали от окон и дверей сундуки и колоды, выглядывали на улицу. Здоровались друг с другом, опасливо озирались. Охали, рассмотрев на привычном месте храмового шпиля пустоту. Бледнели, глядя на разрушенные неведомой силой стены дворца. Кланялись светцам, вышедшим в город вместо привычной стражи. Спешили на крупные улицы. Потому что мгновенно разнесся слух — как раз сейчас на телегах вывозят туши демонов, напавших на город и поверженных.
Сотнику кланялись до земли, испуганно расступаясь и пропуская его немыслимого коня. Шептались, рассмотрев следы темной крови на одежде. Припоминали: его-то зрец и назвал воином света. Фарнор не слушал и не слышал. Усталость навалилась и гнула к холке Барна. А ведь рано еще отдыхать! Надо собрать людей и обеспечить охрану маэстро и ампари. Еще следует по всей форме доложить грифу, как прошла ночь, затем…
Рртых встретил сотника на углу улицы, ведущей к площади перед храмом. Встревоженные, суетливо снующие горожане огибали его невысокую кряжистую фигуру по дальней дуге, прижимаясь спинами к камням стен. А то и разворачивались, не рискуя пройти мимо. Еще бы: так и следует выглядеть Роллу. Ликом чужд, имеет красный волос и такой зычный бас — оторопь берет. Что порой начинает напевать, вовсе не понять, язык чужой, рычащий, дикий.
Довольно усмехнувшись в усы, Рртых погладил Барна по меху.
— Знаешь, как зовутся те, кто с гномами спорит? — обратился он к сотнику.
— Нет.
— Дураками они зовутся. Не полезное дело, потому как мы рассудительные и завсегда принимаем верные решения. Сейчас мое решение таково: поехали к Сарычу.
— Мне следует…
— Ты что, с гномом споришь? — поразился Рртых.
— Пробую, — рассмеялся сотник. — Наверное, зря. Потому именно тебя и послали разыскать нас с Барном?
— Послать меня не проще, чем переспорить, — лукаво сощурился гном. — Сам додумался. Ну, в путь. После боя следует мыться и отдыхать, а не спать в седле, доводя доспех до глубокой ржавчины, а себя — до смертельной усталости. Маэстро выйдет к людям в полдень. Не убегут от тебя дела. Дай-ка я заберусь на Барна.
Теперь, когда на жбрыхе ехали двое, улица перед ним пустела шагов за сорок. Только дозорные светцы не стремились прятаться. Опознавали знакомого сотника и уважительно приветствовали.
