Аркадий Застырец - Кровь и свет Галагара

— Что же именно? — Воскликнул я, сильно заинтригованный.

— Всего-навсего не останавливаться и, обогнув Землю один раз, продолжать движение по ее поверхности — подобно спутнику, зайти на второй виток.

— И к чему же это приведет?

— Согласно моим расчетам, в начале третьего витка должен произойти переход в экзосмос планеты Земля. Этот термин, изначально химический, не совсем удачно, как и большинство ему подобных, перенесен мною на конус гравитационно привязанного к Земле пространства, чья совокупность с пространством, открытым нами, напоминает две жидкости различной плотности, разделенные, к примеру, органической перепонкой. Собственно, экзосмосом называется постепенное смешение таких жидкостей. А в новом смысле я употребляю это слово по созвучию с термином «космос». Вполне ли вразумительны мои объяснения? Простите, я сам не терплю наукообразия, затемняющего вопрос, но в данном случае…

— Не беспокойтесь и продолжайте, прошу вас. Терминология ваша не слишком хитра и, очевидно, оправдана, — сказал я, наверняка выдавая охватившее меня нетерпение всем своим видом.

— Да я уже, в общем-то, сказал самое главное. Остается добавить, что после того, как догадался о нахождении Галагара в экзосмосе Земли, я более трех лет посвятил поискам и вычислению пути в экзосмос — так называемой экзосмической спирали. И теперь собираюсь практически проверить правильность моих расчетов.

— Вы полагаете, это опасно?

— Как любое кругосветное плавание. Тем более, мне придется дважды обогнуть Землю за довольно короткий отрезок времени. Я ведь еще рискую опоздать и остаться с носом, упустив момент перехода в верхнем сегменте спирали. Но самые серьезные опасения связаны с возможностью обратного пути. Я не удивлюсь, если такового не существует вовсе и, проникнув в экзосмос, я останусь там навсегда…

— Но почему бы вам…

— Почему бы мне не заявить о своем открытии официально и публично? — Подхватил он скучающим голосом. — Почему бы не снарядить хорошо подготовленную экспедицию из добровольцев? Я вам отвечу. Во-первых, любой ученый сочтет меня сумасшедшим из числа неизбежных спутников современной науки, ею же самой порождаемых. Что вы скажете, к примеру, о среднем геометрическом двух чисел, одно из которых — среднее арифметическое ежесуточных широт маршрута Эйрика Гнупсона, а другое — тот же самый показатель маршрута братьев Дзено? Нет, я, слава Богу, не ученый…

Тут он произнес в точности те слова, которые я уже приводил в самом начале, и продолжал:

— Кстати, вот вам и вторая причина. Если я опоздаю и упущу момент перехода в верхнем сегменте спирали, возможность повторения экспедиции с хорошими шансами проникнуть в экзосмос повторится примерно через сорок лет. Так что времени у меня осталось только на то, чтобы молча отправиться в путь и попытаться самостоятельно достичь цели. Мне некогда добиваться признания своего открытия. И если бы не наша встреча, мои галагарские рукописи разделили бы избранную мной неопределенную судьбу.

Таковы были последние слова Конрада Линца. Он обнял меня на прощанье, и мне показалось, что в глазах его блеснули вдруг навернувшиеся слезы.

На третий день своего пребывания в Дубровнике я вновь посетил пристань возле аквариума и, не обнаружив яхты «Христофор Колумб», понял, что плавание Конрада Линца началось.

Началось и мое путешествие в загадочный простор экзосмоса, а теперь начнется и ваше. Но прежде чем погрузиться в книгу «Кровь и свет Галагара», прочтите, как в свое время поступил и я, вскрыв упомянутый конверт, инструкцию Конрада Линца, которая приводится здесь с существенными сокращениями, вызванными нежеланием утомлять вас некоторыми деталями чисто специального свойства. Конечно, она не дает ответа на все вопросы, и то, например, из какого источника Линц получил сведения, цитаты, большие фрагменты и целые произведения разных жанров, имеющие непосредственное отношение к Галагару, остается загадкой. Ведь он только собирался туда отправиться и, если верить его словам, никогда прежде там не бывал. На этот счет можно строить множество предположений и более или менее стройных гипотез. Но это я предоставляю вам, ибо решил говорить здесь только о том, что доподлинно знаю, о том, что было на самом деле, оставив игру воображения до следующего раза.

1. Быть может, главная трудность из тех, с которыми вы столкнетесь, заключается в том, что галагарские рукописи не содержат в себе ни одного цельного произведения, если не считать тех, что написаны в поэтических жанрах (главным образом, это клидли, записи сладострастных песнопений, сопровождающих одноименный любовный ритуал, и придворные или простонародные эрпаралы). Не только ради того, чтобы приободрить вас, но с полной ответственностью и знанием дела заверяю, что из этого вороха можно выудить как минимум три, а может быть, и четыре книги. Одна из них по форме должна представлять собой причудливый образец обрамленной прозы, нечто вроде сказок «Тысячи и одной ночи» или «Декамерона» Боккаччо, а остальные (две или три) могут быть построены каждая на основе вполне самостоятельной цельной фабулы.

Настоятельно вам рекомендую в первую очередь восстановить повествование о героических событиях так называемых «времен гибели двартов». Название для этой книги, как и для остальных, если вы справитесь с ними, придумайте сами. Полагаю, эта задача не только не покажется трудной, но и доставит вам удовольствие.

Значительно более мудреным представляется вопрос о выборе лица, ведущего повествование. Мне кажется, лучше всего остановиться на образе сказителя из агаров, который как бы обращается к человеку, никогда в Галагаре не бывавшему. Несколько отступлений, соответствующих такой диспозиции, вы найдете кое-где в рукописях и должны принять во внимание, что отступления эти написаны лично мной, впрочем написаны в истинно галагарском духе. Практически все остальные тексты — всего лишь запись со слов или результат поспешного переписывания с последующим переводом.

2. Вы должны знать, приступая к решению своей задачи, что огромную часть работы я уже проделал, переведя доступные мне тексты на ряд европейских языков. Вы — надеюсь, с облегчением — обнаружите, что большая часть фрагментов и поэтических произведений (последние — в виде подстрочника) переведены на французский, английский и русский.

О языке оригинала вам достаточно знать следующее. На слух я овладел цлиянским наречием, об остальных составив себе представление лишь по отдельным словам. Письменность в Галагаре — единая. Это одно из указаний на тот период в его древней истории, когда не существовало разделения на племена, наречия и царства, и в этом же — одно из условий, способствовавших его объединению во времена гибели двартов. Мне известно, как началось, но не известно, каким образом (то есть с преобладанием какого наречия) завершилось восстановление единого устного галагарского языка, поскольку о временах этого восстановления я узнал уже только из письменных источников.