— Да.
— Тогда ступай.
Но Равид не двигался, молчал, напоминая своим видом застывшую в камне статую.
— Я неясно выразился?
— Я…
— Иди, Равид. Иди и успокой свой двор.
Король повиновался, выполз побитый дворнягой. Лучше смерть, чем такое унижение. Или нет? Наоборот, легко отделался.
Я, не шевелясь, изучала древесный рисунок столешницы. Медленно переместила взгляд на тускло блестевший кубок, на свои руки. Закончилось первое действие, начался второй акт с мысленного вопроса: почему я испытываю вину? Почему что-то изнутри без устали грызет?
Какой приговор вынесет этот безумец?
Молчали долго, тягостно.
Потом Арвелл взял мою руку, несильно, но настойчиво притянул к себе.
Коснулся губами ладони, прижался влажной горячей щекой, вдохнул, шумно и глубоко. Кольнула щетина, что-то царапнуло внутри меня.
— Когда я был там… — голос прозвучал иначе, сдавленно и прерывисто, — то думал, что сойду с ума. Но я надеялся, что когда-нибудь тебя увижу.
Промолчал, добавил:
— И ты пришла.
Отпустил руку — не сразу, опасливо, словно ожидая, что стоит только перестать чувствовать тепло тонких пальцев, как сразу исчезнет та, что упорно прятала глаза. Не могла смотреть, не могла я переселить себя и заставить снова заглянуть в бездонную глубину.
И снова вечность прошла, прежде чем прозвучали еще слова.
— Пойдем домой, Карма.
Я порывисто встала, но так и осталась стоять, растерявшись и не зная, что делать дальше, как все начать. И нужно ли, если уж на то пошло, что-то начинать? Я переселила себя, подняла голову, посмотрела в лицо, в глаза того, из-за которого вернулась в этот странный мир. Я поверила себе, потом поверила другу. Но можно ли верить ему, стоящему напротив?
Арвелл приблизился, объял руками, собой, своей сущностью, окружил, отринув весь остальной мир. Стало жарко, тесно и неожиданно спокойно, спокойно и свободно, будто распались оковы, рухнули стены, исчезли преграды, покоренные чуть сбивчивым дыханием и мерным биением сердца. Я закрыла глаза, отдалась этим звукам, поплыла на их волнах к чему-то неведомому и удивительному для себя, уверенно обещавшему, что теперь действительно все кончилось, действительно все будет хорошо.
Заговорил.
— Я не тот, о котором можно грезить, и я многого не умею. В моем доме неуютно, а подвалы не ломятся от сокровищ. Я не устраиваю пышных приемов и, похоже, все-таки не умею готовить. Я бываю глуп и безрассуден. Я обожаю летать и свое дело. Я часто забываю о времени и даже о тех, кто рядом. Я крылатый дурак, хвостатый камин и ящерица одноглазая…
— Разноглазая, — механически поправила я, растворяясь в биении сердца.
Стоять бы так вечно. Пока стоишь, не нужно… А что не нужно? Врать? Признаваться? Обнадеживать? Нет, теперь все это не то, совсем не то.
— Пусть так, — согласился Арвелл. — Я знаю, что ты искала драгоценности в моем доме, что ты хотела стащить их и начать жить своей независимой жизнью. Мелко так, подло даже… А я еще мельче, еще подлее посягнул на твою свободу. Да… Я не могу тебя заставить полюбить меня, и все же попрошу лишь об одном. Будь со мной рядом. Хоть немного. Пожалуйста.
Бьется, бьется это сердце. И кому, как ни его мерному стуку, верить?
— Ты и вправду дурак, — прошептала я, — если ничего еще не понял.
И уже громче, преодолевая нежелание что-либо менять, добавила:
— Пойдем домой, Арвелл.
Наверное, замок и не помнил, когда столько голосов отражалось от его сводов и гуляло по мрачным коридорам. Пришлось привести в порядок залу, отдраить колонны и стены, начистить полы и столкнуться с внезапным фактом, что в этом доме нет даже нормального стола.
Я представила себе Арвелла, в облике дракона тащащего с большой земли увесистый дубовый стол, не способный уместиться в кабине портала, и, не выдержав, расхохоталась. Когда поделилась, улыбнулся даже сдержанный Гарор, теперь важно вышагивающий с резной тростью. Дракон же, напротив, разобиделся, надулся, как мышь на крупу.
Я не знаю, с чего все вдруг решили, что мы с Арвеллом представляем собой идеальную пару. Может, чисто визуально мы вместе и неплохо смотрелись, но вот в отношениях и в помине не было всего того, что должно быть у нормальных влюбленных. Мы постоянно спорили, даже по самым незначительным мелочам, споры перерастали в ссоры с воплями и едва ли не битьем посуды, которые заканчивались затем отнюдь не неземным сексом, а весьма приземленным и неромантичным разбеганием по разным углам. Правда, быстро отходили, даже нежничали друг с другом — до следующей склоки. За четыре дня, минувших после схватки с вампиром, мы с Арвеллом орали друг на друга, практически не стесняясь в выражениях, раз двадцать, если не больше. Нет, семейная жизнь — это что-то такое, отчего хочется пустить себе пулю в висок.
— Ну и скатертью дорожка, — буркнула я в спину удаляющемуся дракону.
Сейчас ведь услышит, и такое опять начнется… но, к счастью, не услышал, а я же целомудренно прикусила язык.
Со столом разобрались, решили проблему. Правда, после стола причиной горячих дебатов стал портал и его пропускная способность. Тоже не сразу возникло перемирие. Но теперь по всему замку раздавались вопли носящихся младших Солейнов, к которым, плюнув на свой возраст и статус, присоединились Уэлл и Ридик.
На кухне всем заправлял Далим, обещая, что его блюда по особым рецептам, нелегким путем добытых на просторах Осар-Бихти, способны затмить даже королевские яства и деликатесы королевского стола. К такому заявлению, как и к смелому командованию, Иннара отнеслась крайне скептически, но все же смилостивилась, попробовав приготовленного совместно магом и старшим Солейном запеченного угря. Попытавшегося же принять участие Арвелла позорно из кухни изгнали, единодушно признав, что хранитель не способен себе сделать даже элементарный бутерброд. Разумеется, опять от шпильки не удержалась я, вызвав преувеличенно громкое топанье, без слов дающее понять весь настрой дракона. Впрочем, супруг без дела не остался, присоединился к Гарору и Палачу — простодушному пареньку, назвавшемуся Сандером. Те совместно протягивали сеть для создания более пристойного освещения, чем чадящие факелы. Сандер, восхищавшийся каждым предложенным источником питания, не забывал при этом время от времени поглядывать на юную и скромную красавицу Эллис.
Рада разрывалась между героическими попытками воспитывать отбившихся от рук отпрысков и не менее героическими стремлениями найти нормальную посуду, столовые приборы и иные предметы, предназначавшиеся для создания праздничной атмосферы. В какой-то момент она сдалась, сделала в своих беспорядочных метаниях паузу, и с бокалом вина присоединилась к мужчинам на кухне. Далим и Габриель горячо обсуждали достоинства калматанской и ньолской кухни, открывая для меня удивительные и порой не самые приятные факты, но постепенно скатились к своей излюбленной биологии, на все лады костеря последнюю статью некого Бривига. Рада, воздев очи к потолку, залпом допила вино и вернулась к делу. Видимо, ей и дома хватало всех этих разговоров.
