Скай попытался сдержать накативший к гортани кашель, глубоко вдыхая воздух, в бессознательном движении проводя ладонями по сырому лбу.
— Видимо, лихорадка еще не прошла, — холодно констатировал Александр, громко откусывая хрустящее шоколадное печенье с полными черными ягодами изюма и слизывая с пальцев крошки, неотрывно смотря, как вскипает жар в теле молодого человека. — Хотя девушка всю ночь провела возле твоей постели, бережно стирая с тебя пот, в надежде хоть немного сократить твои страдания, температура не спадала. Черные лезвия, которыми тебя пронзили, были пропитаны сильным ядом, — он поднес к лицу голубую чашу, делая небольшой глоток. — Организму требуется не меньше недели, чтобы начать сопротивление, а ты смог прийти в себя уже так скоро. Значит у тебя настоящий потенциал к смертельным ядам. Должно быть в Османской Империи знатные лекари и преподаватели, раз смогли достичь таких славных высот от столь молодого ученика.
Скай никак не мог отдышаться, когда почувствовал на запястье ледяное прикосновение жестких и сильных пальцев. Он удивленно поднял голову, увидев неприкаянные сумеречные глаза, в которых плыла вереница туманов, рассеивающихся в ночи по глухим к жалостливым мольбам чащобам.
— Я потратил достаточно много времени, чтобы излечить твои раны, поэтому лучше тебе не вставать с постели какое-то время, и сделать мне и этой девушки одолжение — вести себя спокойно, иначе все будет напрасно, и яд в твоем теле продолжит распространяться, — жестко шептал юноша в лицо. И отчего-то он непроизвольно ощутил на себе давление власти. Скай немало удивляло, насколько сильными были его руки, как горяча была кожа и студены глубокие глаза. Он коротко кивнул в согласии, все еще удерживая одну из рук на ране.
— Где я? — вместо этого спросил он, продолжая изучать странную комнату, мысленно подмечая про себя все предметы интерьера и стараясь уловить смысл, изображенных на рванных и пожелтевших листах схем и символов.
Юноша ответил не сразу, устало усаживаясь на широкую кровать у его ног, и глубоко вздыхая, слегка морщиня лоб.
— Ты помнишь, что произошло прошлой ночью, османец? Ты сражался с одним из детей полуночи, а, возможно, что и с одним из чистокровных. Я выпустил стрелу, омытую святой водой с другой части моста, а мои механические волки вытащили из-под огня тебя и того человека, что был с тобой в ту ночь.
— Фраус, — дрожащим от напряжения голосом выговорил он, приподнимаясь на локтях и припадая головой к спинке высокой кровати, успокаивая сердечный ритм от вспыхнувших в нем страшных воспоминаний, не осознавая, сколь тяжелым стало тело, и от изнеможения закрывая глаза. Он боялся делать вдох, потому что сквозняки, врывающиеся в незнакомые апартаменты, доносили до него горечь и утрату жизни, скорбь рвущихся на части сердец, запах смерти, пришедшей к порогу домов, а еще потому, что не имел права больше на дыхание. Какой невыносимый груз ответственности — продолжать жить, зная, что не сумел спасти невинных, понимать, что были силы, чтобы спасти многих, как и была слабость, чтобы не спасти ни одного. Он стиснул кулаки так, словно пытался хваткой сорвать с костей и мышц кожу, желая прочувствовать вновь всю силу враждебной энергии сумрака, ощущать, как кипящие камни выплавляли на нем слова позора и презрения. Как ужасающе осознавать свою бесполезность, неспособность предотвратить смерть, забравшую столько счастья. Его всю жизнь готовили к тому, чтобы защищать. Почему же теперь, когда у него была сила, он не смог никому помочь?
— Он жив? Что случилось с горожанами Старой части города? — шептал он неистовая в своем безумии, хмуря светлые брови. Скай наверняка продолжил бы свои бесконечные вопросы, если бы его не остановила высоко поднятая рука.
— Я и Лира отдали его на попечении близкой ему женщины, так что думаю, что с ним все в порядке, — уверял его Александр, делая короткую паузу. — Что касается города, то центральные площади и жилые улицы сильно пострадали. Насчет выживших не могу утверждать. Еще с ночи на кораблях вывезли с пристаней большую часть людей, что проживали у окраин, боясь, что огонь доберется и туда.
Он заметил, как замер в безмолвии молодой человек под впечатлением тревожных воспоминаний и постарался придать голосу напутствующей бодрости.
— Ты не должен себя винить в произошедшем этой ночью, — он вытянул руку вперед, и на средний и указательный пальцы прилетела механическая птица с расписными рисунками на крыльях из красного золота, состоящих из крупных пластин. Платиновая головка быстро поворачивалась из стороны в сторону, вглядываясь рубиновыми бусинами в контуры лица, а потом, живо взмахивая изящными крыльями, упорхнула прочь, и в гранях света насыщенная зелень выбитых цветочных узоров на хвосте мерцала изумрудной филигранью.
— Именно благодаря тебе, белая чума отступила прочь. Я не знаю, что стало с тем, кто хотел убить тебя, но ты не позволил куда более страшному созданию снизойти на нашу землю. Брови Ская дрогнули, и он открыл свои светло-синие выразительные глаза, и яркость осколка голубого неба завладела британским мальчиком. Внутренний трепет коснулся стоп, обогнув позвоночник и холодным поцелуем дотронулся до затылка. Таких глаз он прежде не видел ни у кого. То был воздух, отражающийся в водах, небесный полет белых птиц среди пенных полотен облаков. В зеркальной глубине протекало столько жизни и невинной чистоты. Скай словно и не слушал последних слов, повернувшись к девушке. Сейчас, когда она лежала в спокойствии, в обрамлении оттенков тонких лучей, растекающихся золотом по вершинам курчавых мягких волос, он подумал, что она действительно была красива. Мягкая линия рта, аккуратный подбородок, а какие пушистые ресницы и миловидный алый цвет насыщает прелестные губы. Очарование юности скользило в каждой черте, отпечатывая в разуме бессмертный образ, соблазном отравляющая здравость мысли, как и первое воспоминание о восходе солнца. Но еще в неподвижности забвенных дум, проглядывалась присущая его кругу интеллигентность, которую редко можно было встретить или увидеть на лицах многих знатных выходцев. Странная девушка со стойким и сильным духом, которая все время пытается спасти ему жизнь. Ее присутствие успокаивало его, в душе воцарялся глоток услады, такое бывало, когда человек, очутившись в незнакомой среде обитания, вдруг подмечает знакомые лица, понимая, что не одинок.
— Лучше не трогай ее, — посоветовал Александр, — она подолгу не смыкала глаз над тобой, изредка проваливаясь в сон. Любая крупица отдыха, даже в беспокойное время лучше любого лекарства, а девушка заслужила не только твоей благодарности, но и минуты тишины.
